Там, где я теперь оказался, мы стоим лицом к лицу с чудовищем. Думаю, многие из нас не вынесут его вида. Осознание приближающегося конца лишит их разума столь же успешно, как и физические аномалии. А если я продержусь чуть дольше, сынок, то лишь благодаря черноте, которую ношу в себе с детства и с которой научился бороться. Те, кто силен и с оптимизмом смотрит в будущее, сгниют изнутри первыми.

Я жду вызова от майора Вилмотса, чувствуя, как слипаются от усталости глаза. Лейтенант Остин сразу же после аварии «окулюса», как он ее образно назвал, любезно сообщил, что меня допросят. Однако намерения нашей разведки перечеркнул инцидент с участием группы повстанцев.

Видимо, они наблюдают за базой, поскольку через четверть часа после удара «светлячка», когда аэростат еще догорал, а техникам Янга не удалось восстановить электропитание, на подъездной дороге остановились два пикапа. Несколько мужчин пытались разглядеть в бинокли, что произошло на базе Дисторсия, и, возможно, дать сигнал к атаке. Часовые открыли огонь. Партизаны ответили несколькими очередями и применили гранатомет. Когда «Кавказ» освободил проход и в воротах появился первый «скорпион», освещая окрестности мощным прожектором, боевики испарились.

Почти до полуночи мы утопали в темноте, а часовые проглядели все глаза в ноктовизоры. Час назад освещение удалось починить, но я, в отличие от остального взвода, не лег спать. Я жду перед палаткой людей Вилмотса и, похоже, испытываю нечто вроде облегчения, когда они наконец появляются.

Лейтенант Мерстрем взял с собой спецназовца. Мы зовем его Толстяк, потому что у него большая толстая рожа, может, даже больше, чем у Бенеша. Не знаю, ожидал ли лейтенант сопротивления, а может, думал, что я брошусь бежать. Если так – сомневаюсь, что Толстяк бы меня догнал.