«Кавказ» освобождает проход. Я медленно трогаюсь, лавируя между заграждениями. Сержант Земек, командующий тремя солдатами, машет нам на прощание. Спереди мы установили металлическую трубу, на которой трепещет большой белый флаг из разорванной простыни. Второй, поменьше, прибит к палке, которую Остин держит в руке.

– Тот, кто ими командует, не дурак, – говорит лейтенант. – Они пока что не приближаются на расстояние эффективного обстрела из пулеметов, сохраняя с каждой стороны дистанцию от полутора до двух километров. Зато, если мы верно опознали минометы, их дальность составляет свыше семи километров. Они могут безнаказанно нас бомбить.

– Как думаете, почему они ждут?

– Может, предвидели, что мы к ним выйдем? А может, знают, что на базе находятся гражданские? Так или иначе, ожидание должно нас запугать и смягчить.

– Подъезжаем, господин лейтенант. Что делаем?

– То, что нам разрешат. Без провокаций.

Я останавливаюсь в нескольких десятках метров от холмов. Повстанцы заметили нас еще в момент выезда из Дисторсии и вышли к заграждению из стоящих поперек автомобилей. Их семь или восемь, если считать того, кто улегся на капот одной из машин, подставив лицо солнцу. На головах у них бейсболки, разноцветные тряпки или черные платки с нашитым белым треугольником.

– Я говорю только по-армайски, по-ремаркски знаю лишь несколько слов.

– Ничего не поделаешь, – отвечает лейтенант. – Придется попробовать.

Мы выходим из машины. Лейтенант поднимает белый флаг, а я веду пленного, сняв с его глаз повязку. Он громко кричит, завидев своих побратимов, но я не понимаю ни слова. Ему отвечают вопли и свист.

Я мягко подталкиваю его в сторону партизан. Он бежит к ним, спотыкаясь из-за связанных сзади рук. Его обнимают и хлопают по спине. Кто-то разрезает пластиковую ленту. Освободившись, он сразу же массирует руки и громко плюет в нашу сторону. Похоже, он хочет вырвать у кого-то автомат, чтобы в нас выстрелить, но могучего вида тип с конским хвостом на голове бесцеремонно его отталкивает и кивает, чтобы мы подошли.

– С Богом, – шепчет Остин.

Великан бьет меня в лицо, как только я оказываюсь в пределах его досягаемости – не слишком сильно и открытой ладонью, но я падаю на бок, словно от удара тараном. Слышится громкий смех. Я вижу, как он толкает лейтенанта и приказывает ему встать на колени. Двое бандитов поднимают меня за плечи и заставляют принять ту же позу.

Я медленно и отчетливо говорю им, что мы парламентеры и приехали поговорить с командиром отряда. В знак наших мирных намерений мы выдали им пленника. Великан удивленно качает головой, не понимая армайского. Наклонившись к кому-то из своих товарищей, он о чем-то спрашивает и громко хохочет, но потом поворачивается в сторону холма, поспешно помогает нам встать и отходит чуть в сторону.