Хотя это кажется невозможным, обстрел еще больше усиливается. Один из снарядов попадает в ворота, другой разносит нашу душевую на свежем воздухе. По крайней мере несколько солдат, оставшихся на посту, погибают от взрывов и летящих обломков. Однако Крис сдерживает слово и является с полулитровой бутылкой ремаркского самогона, которую, вероятно, притащил еще из Хармана. С собой он несет также две красные банки колы. Вид у него такой, будто его кто-то посыпал мукой и перцем – снаряд разорвался совсем рядом.

– Блядь, я совсем оглох! – Он трясет головой в подтверждение своих слов. – Я хотел это выпить перед возвращением в Харман, но откладывать на потом нет никакого смысла. Держи, хлебни.

Мы пьем вместе. Крепкий самогон обжигает горло, вливаясь в оставшуюся на месте желудка дыру. Я представляю себе внутренности в старой биологической лаборатории, плавающие в спирте, будто образец паразита в формалине. Бомбы взрываются все реже, а меня клонит в сон. Баллард курит самокрутку и рассказывает истории из своей жизни, беспрерывно говоря о жене, с которой познакомился пять лет назад в отпуске. Думаю, он очень ее любит.

На нас сыплется дождь из гравия.

– Ты не должен оставлять ее одну, – помолчав, говорю я.

– Ничего не слышу! Но ты наверняка думаешь о том, почему я здесь? Она бы не стала меня уважать, если бы я не поехал служить! Женщины редко бывают такими патриотками. Так уж вышло, Маркус. Я должен был поехать!

Похоже, он опьянел от усталости и страха. У меня тоже все сильнее шумит в голове.

Наконец изнеможение берет свое, и я закрываю глаза. Уже почти тихо, и я вздрагиваю во сне, когда какой-то заблудший снаряд бьет в землю недалеко от медсанчасти. Я даже не открываю глаза – до того приятно сидеть в тишине.

Мне кажется, будто находившийся под нами корабль незаметно исчез, улетев в космос или в иной мир, в иное время, и мы теперь сидим на тонкой скорлупе, которая в любой момент может обрушиться. Впрочем, мне это нисколько не мешает – если вести себя осторожнее и не слишком подпрыгивать, скорлупа вполне выдержит. Я поворачиваюсь на бок, подкладываю руку под голову и проваливаюсь в небытие.

Когда я просыпаюсь, Баллард все так же сидит рядом в неудобной позе, странно скорчившись и опираясь о стену. Услышав, что я пошевелился, он медленно поворачивается, и я вижу его окровавленное лицо.

– У тебя кровь на щеках, – хрипло говорю я.

– Знаю, старик. Измазался.

Он показывает мне ладонь, испачканную красным. Только теперь я замечаю, что он держится за живот, пытаясь остановить кровотечение и удержать вываливающиеся внутренности. Я не могу поверить своим глазам.