– Еще слишком рано.

– Я никогда прежде не видела снега или, по крайней мере, не помню его. Моя бабушка говорит, что это волшебное зрелище.

– Сначала он белый, а потом сереет и превращается в слякоть.

– Почему в твоих устах снег звучит так обыденно? – ворчу я.

– Потому что так и есть, – пожимает он плечами.

– Только не для того, кто родом из пустыни. – Я прикусываю губу, вспоминая снежинку, которую держала в руке, когда ама нашла меня в Шамо. Судя по всему, в какой-то момент своей жизни я все же видела снег. Однако те дни давно миновали, а утраченные воспоминания превратились в груду пепла.

Лейе искоса поглядывает на вход в сад и слегка мрачнеет.

– Он ничего не знает и не должен знать.

– Тай Шунь? – уточняю я. – Ты ему не доверяешь?

– Дело не в доверии, – поджимает губы Лейе.

– А в чем же тогда?

Он молча принимается поправлять воротник, очевидно, не собираясь отвечать на мой вопрос. Я знаю, что он не посланник тяньсай или Дийе. Все это время он действовал по собственной воле. Однако никак не могу понять, зачем он подвергает свою жизнь такой серьезной опасности. Или почему замыкается в себе, когда речь заходит о Тай Шуне.

– Алтан упоминал, что вы втроем выросли во дворце. Вы были близки, не так ли?

Лейе медленно кивает.

– Цзынь и Тай Шунь стали мне лучшими братьями, чем кровные. Они были добры ко мне, как и мать Цзиня. Узнав о неприятностях у меня дома, она послала за мной и разрешила жить во дворце. И пусть мой отец был не в восторге от этого, но это оказался самый добрый поступок, который кто-то когда-то совершал для меня.

– Поэтому ты теперь помогаешь Алтану?

– Я всем обязан его матери.

– А как… – я запинаюсь, – как тебе удалось сблизиться с моим отцом? Через священство?