Мы с Ан остаемся одни. Она игнорирует меня, уставившись на голые ветви дерева, а я почему-то нервничаю. У меня при себе нет ни кинжалов, ни сабель, ничего, чем можно было бы занять руки. Тогда я решаю прислониться к стволу и вскрикиваю от удивления, коснувшись пальцами ледяной коры.
А потом прочищаю горло, чувствуя себя круглым идиотом.
– Что ж… с днем рождения! Его следует отпраздновать.
Ан разочарованно пожимает плечами.
– Они еще не расцвели. Наверное, слишком рано?
– Ты о чем?
– О сливе. Я надеялась увидеть ее цветы. По крайней мере, мне удалось посмотреть на снег.
Она ловит языком падающую снежинку, пробует ее на вкус и смеется. Теперь ее смех стал другим. Менее ярким, не таким беззаботным. Ее руки все еще обмотаны бинтами, и по тому, как девушка неуклюже двигается, понятно, что она не полностью исцелилась от нанесенной себе раны. Конечно, эти раны со временем заживут. Но я знаю, что есть другой вид боли, другой вид шрама, спрятанный где-то в глубине ее души.
Весь прошлый месяц мы едва общались, и то как-то напряженно. Пропасть между нами, кажется, с каждым днем становится все больше, представляя собой темную пустоту, заполненную невысказанными словами. Я даже не знаю, простила ли она меня за убийство Чжао Яна. Я слишком напуган, чтобы спросить.
Ан резко поворачивается ко мне.
– Я завтра уезжаю.
Должно быть, я ослышался.
– Что ты сказала?
– Завтра я уезжаю из дворца, – повторяет она уже медленнее.
– Категорически нет. Ты не в том состоянии, чтобы путешествовать. – Она сердито смотрит на меня, и я выпрямляюсь, стараясь выглядеть важным. – Как твой
– Вы даже не знаете, куда я иду, поэтому не можете остановить меня,
Она права, не могу. Да и не стану я ее останавливать. Ее свобода мне не принадлежит. Я провожу рукой по волосам, забыв, что испорчу свою королевскую прическу.
– Тогда скажи мне, куда ты собираешься.