– Ты в порядке, пап?

– Нет. Не совсем. Но теперь я с вами, и это самое главное. Тот… другой… он тебе нравился?

– Он мне не отец.

– Знаю, но…

– Он мне не отец.

Я встаю с дивана, бросаю в огонь еще одно полено и устало тащусь через кухню в другой конец дома. Деревянные половицы постанывают под моим весом.

В хозяйской спальне холодно, и спать почти невозможно, но Дэниела принесла одеяла из комнат наверху, да еще притащила все, что нашла в шкафах.

Стены обиты деревянными панелями.

В углу, наполняя воздух обгорающей пылью, светится электрический обогреватель.

Из ванной доносится какой-то звук.

Плач.

Я стучу в пустотелую дверь.

Слышу, как моя жена затаила дыхание.

– Дэниела?

– Что?

– Можно войти?

Плач на секунду затихает.

Потом щелкает замок.

Захожу. Дэниела сидит, подтянув к груди колени и обхватив себя руками, в углу, около старой, на ножках-лапах, ванны. Глаза у нее покрасневшие и опухшие. Такой – физически сломленной, дрожащей – я никогда ее не видел.

– Не могу, – бормочет она. – Я просто… не могу.