— Что случилось? — спросила Джинджер.

Доминик понял, что едва плетется по заснеженной дорожке, скользя не по поверхности, а по склизким воспоминаниям, которые просочились через блок в его памяти. Он оглядел остальных — все они тоже вышли из кафе:

— Я видел… я словно опять был там… в тот июльский вечер…

Два дня назад в кафе, подойдя близко к воспоминанию, он подсознательно воссоздал гром и сотрясение, свидетелем которых стал 6 июля. На сей раз подобных проявлений не случилось — может быть, потому, что память его больше не была подавлена и, вырвавшись на свободу, не нуждалась в помощи. Не в силах как следует передать интенсивность тех воспоминаний, он отвернулся от остальных, уставился на падающий снег и…

Рев был таким громким, что стало больно ушам, сильнейшие вибрации отдавались в костях и зубах, как гром иногда отдается дребезжанием стекла в раме, и он побрел по щебенчатой дорожке, глядя в темное небо, и — вот он! — самолет, летевший всего в нескольких сотнях футов над землей, красные и белые габаритные огни мелькали во тьме, самолет летел так низко, что он видел свет, исходивший из кабины; судя по скорости, самолет был реактивным, судя по мощному реву двигателей — истребителем, и — вот он! — появился еще один, он пронесся, набирая высоту по полю звезд, которые заполняли ясное черное небо, образуя панораму из светящихся точек; но рев и вибрации, которые сотрясли окна кафе и погнали небольшие предметы по столу, стали еще сильнее, хотя он и предполагал, что все ослабнет после пролета самолетов, и поэтому он повернулся, ощущая источник этого у себя за спиной, и вскрикнул от ужаса, когда над гриль-кафе пронесся третий самолет, на высоте не более сорока футов, так низко, что в свете огней парковки, отраженных щебнем, он разглядел опознавательные знаки — серийные номера и американский флаг — на одном из крыльев; господи боже, самолет летел так низко, что Доминик в панике распростерся на земле, уверенный в неминуемой катастрофе, ожидая обломков, которые полетят над ним через секунду-другую, может быть, даже ливня горящего топлива…

— Доминик!

Он лежал лицом в снег, вцепившись в землю, испытывая тот же ужас, что и 6 июля, когда ждал падения обломков на себя.

— Доминик, что случилось? — спросила Сэнди Сарвер, которая стояла рядом с ним на коленях, положив руку ему на плечо.

Джинджер опустилась на колени по другую сторону от него:

— Доминик, что с вами?

Он поднялся с их помощью.

— Блок памяти разрушается.

Он снова обратил лицо к небу, он надеялся, что белоснежный день уплывет, как уплывал только что, и на смену ему придет темный вечер, надеялся, что воспоминания прорвутся наружу. Ничего. Завывания ветра. Снег, залепляющий лицо. Остальные смотрели на него.