– Что у нас на обед?

Ее губы зашевелились: она что-то прошептала.

Жилец Курганов выбрал из связки ее цепь и дернул женщину к себе так резко, что она ударилась плечом об угол повозки и упала в грязь. Он намотал цепь на кулак, подтянув к себе ее покрытое синяками лицо; ее босые ноги волочились по земле.

– Ты что, не слышала меня? Я спросил, что на обед.

Она хваталась пальцами за ошейник, кожа вокруг побелела от нажима.

– Баранина, – просипела она.

Жилец Курганов отпустил ее, и она упала на колени в грязь, отплевываясь и хватая ртом воздух.

– Баранину я люблю. К ней еще будет соус. – Он причмокнул губами. – Я всегда требую, чтобы был хороший соус.

– В соусе самый смак, – пробормотал Кальдер, глядя, как девушка пробирается обратно к остальным рабам.

– Ты любишь баранину, Черный Кальдер? Не хочешь ли позднее присоединиться ко мне и отведать нашей баранины с соусом?

– К сожалению, я буду занят. Надо подготовить людей.

– Ты все о работе! Человек должен оставлять место для удовольствия. Ну что ж… – Жилец Курганов весело засмеялся своим высоким голосом, – мне больше достанется!

Он щелкнул поводьями, и его кошмарная повозка загрохотала дальше.

– У вас нет такого чувства, – пробормотал Хлыст, глядя, как рабы волочатся следом, стукаясь друг о друга, хватаясь за ошейники и оглашая окрестности жалобными криками, – будто мы оказались не на той стороне?

– И оно все больше крепнет. – Клевер аккуратно почесал свой шрам. – Причем независимо от стороны.

– Я хочу сказать… – Хлыст оглядел себя и похлопал по груди, очевидно, имея в виду костюм Жильца Курганов. – Зачем обвешивать себя костями?

– Потому что когда тебя боятся, это ударяет в голову не хуже хорошего пойла, – буркнул Нижний, вытаскивая точильный камень и готовясь заняться любимым делом: затачиванием своей секиры.

– Сперва страх является твоим оружием. – Клевер мог вспомнить несколько боев, выигранных им еще до того, как они начались, просто благодаря твердому взгляду и весу его имени. – Потом он становится щитом. Единственным, что не дает твоим врагам тебя убить. Единственным, что не дает твоим друзьям тебя убить. Ты начинаешь бояться, что тебя недостаточно боятся, и поэтому громоздишь одни ужасы на другие. Превращаешь себя в монстра. А поскольку память имеет свойство преувеличивать прошлое, сегодняшние ублюдки вечно стараются превзойти в ублюдстве прошлогодних ублюдков.

– Что-то вроде… состязания в зверстве, – задумчиво проговорила Шолла, постукивая пальцем по губе и глядя, как Нижний вострит лезвие своей секиры.