На протяжении нескольких мгновений Вик стояла, уставившись на него.

– Да что вы говорите, – пробормотала она.

…Снаружи, на промозглой улице, снег по-прежнему продолжал таять. Все так же тянулись очереди. Глашатай все еще не докричал свой список имен обреченных.

– Ты выглядишь довольной, – заметил Огарок, все так же ежась от холода. – Что, в хранилище оказалась куча денег?

На лице Вик постепенно проступала непривычная для нее улыбка.

– Нет, там было пусто.

Она не знала почему, но у нее начало появляться чувство, что у них есть шанс. Если Пайк будет с ними – или, во всяком случае, не против них… Если маршал Форест и Молодой Лев сумеют выполнить свою задачу, не поубивав друг друга… Если у Бремера дан Горста получится не попасться никому на глаза… Если король Орсо сможет держать язык за зубами… Если им удастся избежать новых катастроф хотя бы на протяжении еще нескольких дней – у них есть шанс!

– И наконец! – взревел глашатай, напоследок выкладываясь по полной. – Обвиняется! В барышничестве и спекуляциях! В эксплуатации людей и ростовщичестве в особо крупных размерах! В предательстве Великой Перемены! В роялистских симпатиях и инцесте! Гражданка… Савин Брок!

Улыбка слетела с лица Вик гораздо быстрее, чем там появилась.

– Проклятье, – прошептала она.

Никто не спасен

Никто не спасен

– Я должна вас предупредить, – сказала гражданка Валлимир, останавливаясь у входной двери, – это может вызвать довольно… сильное впечатление.

На ней были строгое черное платье и испачканный передник. В этой женщине трудно было узнать ту хлопотливую хозяйку, у которой Савин как-то обедала в Вальбеке. Но кому удалось пройти через Великую Перемену, оставшись прежним?

– Поверьте, это производило достаточно сильное впечатление, еще когда тут жили… мои родители…

Савин осеклась, переступив порог. Шутки больше не казались уместными.

Прихожая была полна детей. Они стояли вдоль стен с обеих сторон двумя плотными рядами. Оборванные, покрытые грязью и струпьями. Между ними было пять или шесть изможденных кормилиц, выглядевших едва ли лучше. Мать Савин настаивала, чтобы здесь каждый день ставили свежий букет цветов. Теперь здесь цветов не было. Канделябр, видимо, украли; в воздухе пахло затхлостью. Савин изобразила на лице вымученную улыбку и кивнула, приветствуя всех разом. Зури за ее плечом резко втянула в себя воздух – для нее это было такой же тревожной реакцией, как вопль ужаса у кого-нибудь другого.

– Дети, это гражданка Брок! Она владелица этого дома. Именно благодаря ее щедрости у вас есть еда и кров…

– Хватит, – перебила Савин. – Нет, в самом деле…