Поэтому он стоял, чувствуя, как истощается его терпение, пока Рикке щебетала с лордом Ишером. Пока она мерилась ожерельями с Селестой дан Хайген. Пока она обмахивала веером лысину Диетама дан Корта, разметывая тщательно зачесанные на нее жидкие прядки. Кажется, она успела каждому гостю отвесить по комплименту, прежде чем, наконец, добралась до него, улыбаясь во весь рот, словно между ними не зияло бездны, полной нарушенных обещаний.

– Да неужто это Черная Рикке! – Надо признать, было приятно вновь ощущать на своем языке северное наречие. – Прекрасная и загадочная Ведьма Севера! Ты хорошо выглядишь.

Она выглядела лучше, чем когда-либо, в своем собственном безумном стиле. Без сомнения, Антауп сейчас уже подталкивал бы его локтем, и прищелкивал языком, и причмокивал губами с еще большим энтузиазмом, чем обычно. Если бы Лео не позволил его убить.

– Да неужто это малыш Лео, самый большой человек в Союзе!

Не промелькнул ли за ее царственной осанкой, и костюмом, и татуировками облик той неуклюжей девочки, которую он когда-то знал? И даже любил? Это была болезненная мысль, от которой у него заныло в груди.

– Мы прошли долгий путь, верно? – Она наклонилась к нему, и запах чагги в ее теплом дыхании вызвал прилив воспоминаний обо всех временах, когда они были вместе. – С тех пор, как трахались в конюшне.

Лео ощутил, что краснеет, как всегда краснел от речей своей матери, когда разговор принимал нежелательный для нее оборот.

– В ту ночь все развлекались, – проговорил он, напряженно и неубедительно. – Так же, как и сегодня, – добавил он, и на этот раз в его голосе прозвучала еще и горечь.

– Ты не развлекаешься, – возразила Рикке, глядя на него поверх бокала.

Когда-то эта нотка откровенности сбила бы с него мрачное настроение; теперь только погрузила в него еще глубже.

– Развлечения – это для тех, у кого все конечности на месте, – буркнул Лео.

Солнце уже окончательно зашло, и веселье становилось все более необузданным. Возможно, так проявлялся ужас Великой Перемены, который люди так долго держали при себе. Изерн-и-Фейл, задрав лиловую юбку до самого паха, показывала Зури шрам на своей мускулистой ляжке; та разглядывала его, высоко подняв черные брови. Трясучка в генеральском мундире, распахнутом на поросшей седой шерстью груди, вытащил меч и демонстрировал его Гловарду, который, казалось, вот-вот порежется о лезвие, с таким интересом он изучал серебряную метку возле рукояти. Во имя мертвых, какой-то горец приказал принести себе скрипку! И уже принялся пиликать едва узнаваемую джигу под рулады визгливого хохота подвыпившей Изольды дан Ишер.