Его слова звенят у меня в ушах. Долина Алу расположена совсем близко от Темного леса.
Во всем виноват этот проныра Тэм. Он солгал Руджеку. Я прислоняюсь к воротам, и ноги у меня подкашиваются. Это не может быть правдой. Все это какая-то шутка. Или ночной кошмар. Моя мать, Эфия, Руджек, племена. Как же много смертей. Значит, Руджек мертв. Как она и сказала.
Теперь Эсснай и Сукар смотрят на меня как на какого-то спасителя.
Как же они не понимают, что я – самая обычная шарлатанка?
32
32
В разгар дня упадок в городе еще ярче бросается в глаза. Свет, пробивающийся сквозь серо-фиолетовые облака, слабо освещает мусор, что разбросан на улицах. Иногда я натыкаюсь на разбитые вдребезги статуэтки ориш. Что ж, раньше Западный рынок выглядел гораздо приличнее. Я прохожу с Эсснай и Сукаром через ряды заколоченных магазинов. Это место почти заброшено. На улицах никого – не считая мусора, что разлетается на ветру. Огромные двери Колизея заперты цепями. Подумать только, здесь Арти годами спорила с визирем.
Я останавливаюсь перед магазином отца. Он практически не изменился, не считая нескольких царапин на желтой двери. Благодаря защитному заклинанию, которое Оше наложил много лет назад, никто не может войти в магазин, если в нем нет кого-то из нас. Так и хочется зайти внутрь, свернуться калачиком на подушках и плакать, пока не засну. Хочется притвориться, что последние месяцы были всего лишь сном. Хочется проснуться от запаха мятного чая и молочных конфет – или от голоса отца, который рассказывает очередную историю.
– Нельзя останавливаться, – настаивает Сукар. – На Западном рынке сейчас небезопасно.
У некоторых магазинов выбиты двери. Воры вынесли все товары. Я всегда любила Восточный рынок больше Западного, но мне все равно трудно поверить в то, что стало с этим местом.
Мы обходим сломанную тележку, оставленную кем-то посреди улицы.
– А где городская стража?
Сукар внимательно наблюдает за каждым прохожим, которые так же внимательно вглядываются в нас.
– Большинство стражников бежали из города после того, как начались убийства.
Я останавливаюсь как вкопанная.
– Дети?
– Дети, взрослые, – отвечает он, напрягая плечи. – Люди всех возрастов и самого разного достатка.
– Целые семьи, – добавляет Эсснай дрожа.
Я кусаю внутреннюю сторону щеки так сильно, что начинает сочиться кровь.