Чэнь Цзюань очнулась на соломенном лежаке, во рту привкус пыли и воска. Села рывком, вскрикнула; тело свернулось в клубок, колени к подбородку, руки подняты. Кожа на руках выглядит как кожа. Никаких ожогов. Дышать получается. Она существует — и все же на протяжении некоторого времени не существовала.

В узкое окно потоком вливался солнечный свет. Она встала. То, что она приняла за кровать, оказалось открытым ящиком, набитым соломой. На ней были хлопковая рубаха и штаны свободного покроя. Ноги босые, пол — каменный.

За окном вздымались и опадали черепичные крыши — будто расстилалось бурное море; угол каждой крыши был отмечен драконом. Окно выходило на юг и располагалось достаточно высоко — за толстой красной стеной видно было ворота и площадь Тяньаньмэнь.

Чэнь находилась в бывшем императорском дворце. Ее перенесли назад в Центр.

— А, очнулась, — прозвучал за спиной знакомый голос. — Хочешь чаю? Тебя, наверное, жажда мучит.

Она стремительно обернулась, лицо озарила улыбка.

— Уцзин!

Он сидел возле низкого столика, на вид худощавее, чем она помнила, — лицо осунувшееся, но не так сильно искалеченное, как она боялась. По щекам и лбу змеились шрамы от ожогов, однако, уже зажившие. В остальном он выглядел как обычно. Нет, подумала она. Не как обычно. Был больше похож на себя.

— Рад тебя видеть. — Голос его звучал устало.

За спиной у него стояли четверо в военной форме. Незнакомцы, но ей было все равно. Рядом с Уцзином в костяном подсвечнике возвышалась толстая свеча. Увидев ее, Чэнь напряглась — но пламя казалось смирным.

— Зачем свеча горит?

— Чэнь Цзюань, — произнес он. — Пожалуйста, сядь.

— Мы его поймали?

— Поймали. Выпей чаю.

Она села, выпила. Военные стояли неподвижно. Будто изваяния.

— Не понимаю.

— Ты была ранена, — сказал он.

Она читала его как открытую книгу.

— Серьезно, надо полагать.