– Это было мило с твоей стороны.

– Идея повара, – печально улыбнулся Дариус.

– А с этим что? – Ларкира повернулась, разглядывая портрет на дальней стене.

Дариус проследил за ее взглядом и замолчал, глядя на свою мать.

Изображенная на картине Джозефина сидела на траве, солнце играло золотом в ее рыжих волосах, а позади нее простирались озера Лаклана. Она улыбалась, глядя на что-то вне кадра, как будто увиденное доставляло ей величайшую радость.

– Я помню этот день, – тихо произнес Дариус. – Я был маленьким, но помню, как она говорила мне, что мой отец заказал его. Я думал… Думал, что мне приснилось это воспоминание.

Сердце Ларкиры наполнилось тоской.

– На что она смотрит?

– На меня.

О, Дариус. Ей захотелось обнять его, любым доступным способом облегчить те эмоции, которые он испытывал. Но она сдержалась, продолжая стоять рядом.

– Теперь картина твоя, Дариус. Она твоя.

Он покачал головой:

– Она никому не принадлежит.

– Да, – поправила себя Ларкира. – Ты прав.

– Каждый должен иметь возможность взглянуть на нее.

– Ты можешь повесить ее в большом зале, – предложила она. – Перенесите оба ее портрета в то место, где все, живущие в замке, могут увидеть ее.

Нежная улыбка тронула губы Дариуса, пока он продолжал смотреть на свою мать.

– Да, – согласился он. – Ей бы это понравилось. Она всегда наполняла эти каменные стены жизнью.

– И сделает это снова, – заверила Ларкира.

– Да, – согласился Дариус, переплетая свои пальцы с пальцами Ларкиры. Его глаза загорелись, встретившись с ее внимательным взглядом. – Она сможет.