– Ты не сказал ей, что уже обручен с другой.

Глава 32

Глава 32

От внезапного рева в ушах я решила, что неправильно расслышала Аластира. А может, это мое сердце колотилось так сильно, что я ослышалась.

Но нет, я все расслышала верно. Потому что вдруг вспомнила, о чем говорил Аластир в то утро в Новом Пристанище. Он упоминал обязательства, которые ждут Кастила по возвращении. Брак – это совершенно точно обязательство.

Мою грудь пронзила резкая боль. Там словно что-то раскололось, громом отозвавшись в ушах. Неужели этого никто не услышал?

Медленно, словно находясь на грани сна и пробуждения, я повернулась к Кастилу. Он что-то говорил, но я его не слышала, и я не могла поверить в то, что сказал Аластир.

В то, что я сейчас узнала.

Он был обручен с другой, когда я познакомилась с ним в «Красной жемчужине», и он стал первым, кто меня поцеловал; когда я знала его как Хоука и начала ему доверять, желать и любить его. Был обручен с другой, когда привел меня под иву и говорил, что ему все равно, что я – Дева. Когда показывал мне разные виды удовольствий, которые мы можем доставить друг другу, – сначала в Кровавом лесу, а потом в Новом Пристанище. Был обручен с другой, когда я узнала правду о том, кто он, и когда мы бросились друг на друга в лесу за крепостью; когда я кормила его, и когда он потом меня благодарил.

Был обручен с другой, когда предлагал брак как единственный способ добиться того, чего мы хотим. Был обручен с другой, когда сказал, что мы можем притвориться. Был обручен с другой, когда Киеран заявил, что мы – сердечная пара, и я решила дать ему кровь.

Был обручен с другой, когда в пещере я сказала, что все должно быть по-настоящему.

Пусть наше соглашение порождено не любовью, пусть я не уверена в том, что Киеран знал, о чем говорит, когда выложил ту ерунду про сердечную пару, это предательство задело меня гораздо глубже, чем все другие предательства Кастила.

И если это не тревожный сигнал, что я уже зашла слишком далеко, то я не знаю, чем это может быть.

Меня разорвала боль, которую я не хотела впускать, такая свирепая, что я будто раскололась напополам. Но следом за ней возник неистовый гнев, от которого завибрировало все тело.

Спустя считаные секунды после слов Аластира во мне уже, словно гроза, бушевала горькая, едкая ярость.

– Ты обручен с другой? – настойчиво спросила я.

Мой голос звучал на удивление ровно, хотя и резко. Плевать, что в зале полно людей, которые меня не любят.

– Пенеллаф, это не то, что ты думаешь.

Я вскинула брови.

– Нет? Полагаю, обручение в Атлантии означает то же самое, что и в Солисе.