После этого гости и хозяева подошли к окну во всю стену и принялись ждать позднего зимнего рассвета. Суровый каньон лежал прямо на востоке, небо было еще темным. Внезапно Ду нарушил паузу и заговорил. Его, как и других, зацепила идея об общей встрече подпольщиков.

– Вам нужно поскорее встретиться с бедуинами и другими арабами, – произнес он. – Им не понравится, если они окажутся последними в вашем списке.

Фиолетовое небо на востоке посветлело, окрасившись в бледно-лиловый цвет. Противоположный край каньона был ниже, и они могли любоваться плато, которое раскинулось на востоке и доходило вплоть до пологой гряды холмов у горизонта. Суфии указали на расселину в холмах, где вставало солнце, и запели.

– В Элизии есть группа суфиев, – сказал Ду. – Они исследуют наши корни в митраизме и зороастризме. Ходят слухи, что на Марсе появились митраисты, поклоняющиеся солнцу, Ахура Мазда. Они считают солетту религиозным искусством, как витражные окна в соборах.

Когда небо приобрело ярко-розовый оттенок, суфии окружили гостей, мягко подтолкнули их еще ближе к окну и выстроили в определенной последовательности: Ниргала рядом с Джеки, Надю и Арта – позади.

– Сегодня вы наше витражное окно, – вымолвил Ду.

Чужие руки подняли запястье Ниргала: он коснулся ладонью пальцев Джеки и сжал их. Они быстро переглянулись и уставились на гряду холмов. Арт и Надя тоже держались за руки, свободные ладони они положили на плечи Ниргала и Джеки. Пение усилилось, хор голосов выводил слова на фарси, длинные и текучие гласные тянулись минутами, пока не смолкали. А когда солнце раскололо горизонт, над землей взорвался фонтан света. Он заструился в окно, затопив всю комнату, и они были вынуждены зажмуриться, так как на глазах у них выступили слезы.

Солетта и уплотняющаяся атмосфера действительно сыграли свою роль: солнце теперь казалось гораздо больше, чем раньше. Бронзовый диск мерцал в горизонтальной нарезке далеких инверсионных слоев. Джеки стиснула ладонь Ниргала, и он, повинуясь импульсу, оглянулся. Там, на белой противоположной стене, их тени сливались в темный весомый гобелен. Сам белый цвет при этом был невероятно ярок и едва-едва окрашен радужными цветами глории, окружающими людей.

Уезжая, они последовали совету суфиев и направились к мохолу Лайеля, расположенному на семидесятой широте. Здесь в караван-сараях жили бедуины западного Египта, и Надя была знакома с одним из их лидеров. Они захотели его найти и начать с бедуинами переговоры.

Пока марсоход полз, Ниргал думал о суфиях и об их влиянии на подполье и «полусвет». Было важно помнить, что люди покинули поверхность по разным причинам. Они отбросили все прочь и рискнули своими жизнями, но поступили столь решительно ради самых разных целей. Некоторые надеялись основать абсолютно новые культуры, как в Зиготе, в Дорсе Бревиа или у богдановистов. Другие, как суфии, намеревались придерживаться старых традиций, которые подвергались критике в земном мировом порядке. Теперь эти части сопротивления рассеялись по южным взгорьям – все они были перемешаны и одновременно разделены. Ниргал не мог назвать причину, по которой они бы захотели объединиться. Многие принципиально держались подальше от «доминирующих видов» – транснационалов, Запада, Америки, капитализма, – словом, тоталитарных систем, основанных на силе. Централизованная система являлась фактором, от которого они стремились сбежать – и как можно дальше. Подобный расклад не сулил успеха планам Арта, и когда Ниргал высказал свои опасения, Надя тоже согласилась.