Джеки и Ниргал изумленно смотрели через инфракрасную камеру машины: холм смахивал на изумруд с сияющими белыми сколами. Язык лавы, лизавший равнину, стал ярко-зеленым. Почти час понадобился оранжевой лаве, чтобы стать черной в видимом спектре, но на инфракрасном экране изумрудный принял болотный оттенок всего за десять минут.

Да… зеленый изливался в мир, и сквозь него пробивался белый.

Они наскоро перекусили, а потом Джеки за руку вывела Ниргала из тесной кухни с тем же дружелюбием, что и в Новом Вануату. Ее глаза блестели, на губах блуждала лукавая улыбка. Ниргал не забыл эти знаки и обнял ее, когда они протискивались в маленький отсек за водительскими сиденьями. Он был счастлив из-за возобновившейся интимности, столь редкой и потому столь ценной.

– Готов поспорить, что снаружи жара, – заметил он.

Она резко повернулась и широко распахнула глаза.

Без лишних слов они оделись и направились к выходу. Стоя у шлюза, взялись за руки, на которые были натянуты защитные перчатки. Выбравшись наружу, они пошли по сухому рыжему щебню, крепко сжимая ладони друг друга. Огибая возвышенности и впадины высоких, по грудь, валунов, они шагали по направлению к лаве. В свободных руках Джеки и Ниргал несли маты из теплоизоляционного волокна. Они могли разговаривать, но предпочитали молчать. Ветер иногда дул в лицо, и даже сквозь слои скафандра Ниргал ощущал жар. Земля задрожала под ногами, и у Ниргала в висках застучал пульс. Каждые несколько секунд повторялся приглушенный взрыв или резкий треск. Без сомнения, находиться здесь было опасно. Рядом маячил круглый холм, очень похожий на тот, на котором они припарковали марсоход. Не сговариваясь, они повернули туда и быстро поднялись по склону. Рук они не разнимали.

С вершины холма они могли видеть и черный поток, и неистово разбегающуюся сеть оранжевых трещин. Шум усилился. Ниргал решил, что новый лавовый поток помчится по противоположной стороне и будет еще более мощным.

Они наблюдали за происходящим, как загипнотизированные. Ниргал считал, что поток скоро даст о себе знать. Конечно, внезапный выброс мог затопить их, но это казалось маловероятным, и в любом случае в марсоходе они бы точно не спаслись от раскаленной лавы.

Все мысли исчезли, когда Джеки слегка отодвинулась и принялась снимать перчатку. Ниргал последовал ее примеру: он скатывал тянущуюся ткань, пока не освободил кисть и большой палец, а затем помахал рукой. По его прикидкам, температура достигала примерно 278 градусов – свежо, но не особо холодно. И вдруг его буквально ударила теплая волна, а за ней – обжигающе горячая, наверное, около 315 градусов по Кельвину. На смену ей пришел морозный воздух, который Ниргал почувствовал в самом начале. Он начал стягивать вторую перчатку, сообразив, что с каждым порывом ветра температура тут значительно менялась. Джеки уже справилась с застежками своего одеяния, дернула за молнию впереди, и Ниргал увидел, как она снимает скафандр, обнажая верхнюю часть тела. Порыв ветра растрепал ее волосы, кожа Джеки покрылась пупырышками, словно рябь прошла по воде. Она склонилась снять ботинки, и баллон с воздухом лег в прогиб спины, а ребра выступили под кожей. Ниргал шагнул ближе и спустил ее штаны до самого низа. Она повернулась, прижала его к себе, опрокинулась навзничь и увлекла его за собой. Они едва не покатились с холма кубарем, но притормозили и принялись лихорадочно раскатывать маты – земля оказалась ледяной.