Итак, высокогорная каменистая местность, занесенная снегом в каждом овраге, оттого все тени здесь казались белыми. Признаки жизни были заметны лишь в бассейнах, где экопоэты помогали своим маленьким собраниям видов. Облака приходили зимой с запада, летом с востока. В южном полушарии сезонные изменения усиливались циклом перигелия-афелия и поэтому были в самом деле ощутимы. Зимы на Тиррене отличались особой суровостью.

Ниргал ходил по бассейну после бури и изучал, что туда принесло стихией. Как правило, это была лишь куча ледяной пыли, но однажды он обнаружил незасеянный бледный пучок синюхи, застрявший в трещине скалы, формой напоминающей буханку хлеба. Затем он выяснил у ботаников, как этот цветок будет взаимодействовать с остальными, что уже росли в бассейне. Десять процентов внедренных в среду видов выживало, из них десять процентов становились вредителями, и это, как объяснил Йоши, в инвазивной биологии называлось правилом «десяти из десяти» и считалось чуть ли не важнейшим правилом в своей дисциплине. «Хотя на самом деле, конечно, не ровно десять, а от пяти до двадцати». А в другой раз Ниргал выкорчевал несколько сорняков, испугавшись, что тот может разрастись повсюду. Потом повторил то же с тундровым чертополохом. Был еще случай, когда осенний ветер поднял мощную пылевую бурю. Эти бури хоть и уступали тем, что раньше возникали южной осенью и охватывали всю планету, но изредка бывало, что сильный ветер разрывал грунт где-нибудь в пустыне и поднимал в воздух слой пыли. Вот уже несколько лет атмосфера утолщалась довольно быстро – в среднем на пятнадцать миллибар в год. Ветер с каждым годом набирал силу, и поэтому все бо́льший слой грунта рисковал быть вырванным и унесенным прочь. Пыль тем не менее оседала обычно очень тонким слоем и зачастую имела высокое содержание нитратов, благодаря чему служила как удобрение и смывалась в землю с первым дождем.

Ниргал купил долю в строительном кооперативе в Сабиси, к которому до этого присматривался, и стал часто выезжать на работу на стройках города. А у себя в бассейне он собирал и тестировал одиночные планеры-аэростаты. Его рабочая мастерская представляла собой небольшое здание с каменными стенами и кровлей из песчаника. И так он проводил время за этой работой, за фермерством в теплицах и на картофельных участках, а также за занятиями экопоэзисом в бассейне.

Он летал в Сабиси на готовых планерах и жил там в небольшой студии в восстановленном доме своего старого учителя Тарики, среди древних иссеев, которые манерой разговора напоминали ему Хироко. Арт и Надя тоже там жили, воспитывая свою дочь Никки. Также в городе были Виджика, Реул, Аннетт, все его друзья времен студенчества – и сам университет, пусть он теперь назывался не университетом Марса, а просто колледжем Сабиси. Это небольшое учебное заведение сохраняло беспорядочный стиль времен «полусвета», из-за чего наиболее амбициозные студенты уехали на Элизий, в Шеффилд или в Каир. Те же, кто остался в Сабиси, либо были заворожены таинством «полусвета», либо интересовались работой кого-нибудь из профессоров-иссеев.