Светлый фон

Взрыв. Из открытой двери – дым, пыль, крик. На упавшего немца коршуном пикирует Маугли и начинает его кромсать «ритуальным» клинком, в немом крике разинув рот, сверкая безумными глазами. Автомат в руки, заливаю зев дзота очередью во весь магазин, не перезаряжая, закидываю автомат на спину, подхватываю впавшего в берсеркерство Маугли за талию, как тощую скатку шинели, на плечо его, рацию за лямки – на другое плечо и бегу прыжками, как кенгуру, к нашим.

Крики, пули, росчерки трассеров – ни на что не обращаю внимания. Через полосу провисших рядов колючки перепрыгиваю. Бегу, как десятиборец на полосе бега с препятствиями. Моля только об одном – не наступить на мину. Даже если в меня попадут – на адреналине – добегу. А оторвёт ногу – всем каюк!

Никогда я так не бегал. За десяток секунд бегом-прыжками из стороны в сторону легкоатлетической безумной кенгуру я перелетел через ничейную полосу. И, не сумев остановиться – дальше. Видя разинутые рты бойцов в ватниках и округлых касках – наши!

Я бы и не остановился. Меня сбили с ног. И стали пинать. Я не сопротивлялся. Кричал только:

– Рацию не разбейте!

Один из ударов был настолько удачен, что положил конец моим страданиям. Спасительное небытие забвения.

 

Подвал Лубянки. Шутка. Живой я, вот и радуюсь. А особисты – это правильно. Это привычно. Сидит за столом, сколоченным из грубых досок, при свете сплющенной гильзы – пишет. Я рассказал всё, как было. Мне скрывать нечего. И оправдываться я не намерен.

А меж тем вопросы пошли не по теме. Отвечаю, как есть:

– Я не знаю, почему меня включили в разведгруппу Киркина. Фамилию свою Киркин мне сам назвал, когда знакомились. Да, он сам меня отправил с рацией на выход к своим. Нет, он мне не доложил, зачем и почему? Да, места встречи не стало. Физически не стало – дом оказался полностью разрушен и в его обломках обустраивались миномётчики немцев. Да, я сам решил покинуть обусловленное место. Да, контакт с врагом был. Убил четверых, потом ещё – двоих. Нет, доказать не могу. Нет, вербовки не было. Нет, я боец штрафной роты. Отправьте запрос. Нет, я не указываю вам. Нет, я не агент и не предатель.

Опять бьют. Бывает. Но я опытный боец-рукопашник. Мог бы и всех их положить. Даже с завязанными за спиной руками. Но что мне это даст? Опыт свой применил в подставлении под удар ноги своей головы. Виском. Пошли вы!

* * *

А потом – опять сорок пять! День сурка начался. Я долдоню своё, особист своё. Мы не находим общего языка, поэтому меня бьют. И правильно делают! Отбивное мясо, оно мягче. И бывает сговорчивее. Надеюсь, не в моём случае. Особист говорит, что не бывает железных людей. Рано или поздно все ломаются. А он, видимо, из тех, кому по кайфу ломать человеков. Будем поглядеть. Накрайняк сбегу «в себя». Пусть Кузьмин отдувается. Вот он обрадуется!