Куда идти? Вышел. Чуть не был сбит с ног. Маугли! Повис на мне, всхлипывает беззвучно. Его отмыли, подстригли, переодели в ушитую форму красноармейца. Самый маленький ватник, застёгиваемый на женскую сторону – ему чересчур велик. Самая маленькая шапка – не держится на голове, упала.

– Ну, ну же, – глажу его по голове, – что ты? Что ты?

Иду с ним на шее и на груди. Как рюкзак.

– Всё будет ништяк, Маугли! Я обещаю.

Цитадель

Цитадель

– Дед, ротный зовёт, – горячий громовой шёпот.

– И что мне теперь? Подземный ход рыть? – отвечаю. В голос. Чем тут же вызываю очередную очередь.

Вот я встрял! Возвращался я из «вылазки», увидел нашего раненого бойца, что «прилёг» посреди улицы, решил утащить тело, пока темно. Думал, случайно подстрелили парня. Но попал в мышеловку.

Теперь вот лежу за торчащим из земли бетонным лестничным пролётом. Пролетел когда-то по воздуху этот кусок железобетона, упал одним краем в противовоздушную щель, встал, накренившись, да так и стоит. А я под ним. Некуда было больше деваться.

У нас пат. Ни пулемётчик меня достать не может, ни я сбежать. Так и лежу уже два часа. Уже светло, вся рота надо мной – ржёт, глядя, как я вжимаюсь в перевёрнутые ступени. Но не лезет никто. Держит этот пулемётчик на своём контроле всю улицу. Пролез ночью – остановил всякое сообщение роты с тылом. Отрезал нас своим пулемётом. И меня – первого.

Изгаляется, гад! Вбил в уже давно мёртвого бойца ещё три пули. Что он его, расчленить хочет своим пулемётом? Изверг!

Они бы меня достали миномётом, но не бьют, видимо, нет миномёта. Или связи у него нет. А мы могли бы его достать танком. Нет его, танка. Танков-то полно. Но не по нашу душу.

Вот и сижу, выстрелы считаю. Как Кузя в «Универе».

Как я тут оказался? Так всё ротный. Я решил отказаться от своей бредовой идеи «тотального нагиба», но ротный заставил. На него давили из штаба дивизии. Да-да, штрафная рота подчинена непосредственно штадиву. Наравне с линейными полками и бригадами. Командование требовало давить на немцев. Давить и днём и ночью. Изматывать. «Чтобы земля у них под ногами горела». Но изматывались и сами «механизмы давления». И вот когда у ротного не осталось роты, когда личный состав был сведён в штрафной взвод, он и вспомнил про меня.

Роту уже два раза пополняли. Но при этом мы три раза ходили в атаки. Осталось столько, сколько осталось.

И вот я жгу у немцев землю под ногами. Уже больше недели живу ночной жизнью. Днём – отсыпаюсь, а ночью – на промысел. Просачиваюсь к немцам, навожу там ужас.

Я, так сказать, творчески подошёл к процессу. Не просто убиваю. А стараюсь делать из этого «мистику». Можно часового просто зарезать, а можно его же руки положить на его же нож. Типа сам. Можно просто застрелить, а можно как самострел. Можно просто подорвать землянку или подвал со спящими немцами, но можно и поизгаляться. Если дымоход у немцев прямой, то опускаю в печь к ним противотанковую гранату. Мне запомнился эффект, который я случайно открыл при штурме моста во время эпопеи с хроно-«зайцами». Взрыв печи. Это очень круто! Не всегда повально эффективно, но очень эффектно. Пусть боятся собственных печей. Или мерзнут.