Танков – два. Танкистов – ноль. Ездить и стрелять умеют – уже танкисты. Какая тактика применения танка? О чём ты! Это же танк! Что там изгаляться? Правила танкования бронёй, манёвр огнём – можно не спрашивать. С Катуковым по этому вопросу пообщаюсь, если доживём с ним до встречи. Танки – собранные из того, что было. Латаные-перелатаные. У одного не заваренная пятисантиметровая пробоина в башне. Как раз где заряжающий. Дополнительная ему вентиляция и обзор.

Рембатовцев много. Человек пятьдесят. При почти десятке пулемётов ДТ. Вот это уже сила! Пулемётная рота. Их больше, чем нас. Нас надо было к ним «придавать», а не наоборот. Но рвотный ротный один такой. И начштаба это знает. В лицо ротному не говорит только, чтоб не зазнался, нос не задирал.

На танках привезли и гранаты. Много. Каждому бойцу по десятку гранат можно раздать. Правильно. Бой в городе – гранатный бой. Граната – шаг. Ещё граната – ещё шаг. В нужник захотел – гранату брось. Сходил – ещё брось. Ну, согласен, утрирую.

Ветераны роты во главе с самим рвотным проводят «вводный инструктаж». Учат этих «специалистов» тактике пехотного боя. Я отлыниваю. Типа думаю. Вдруг бой, а я уставший?

– Миша, ты сможешь людей провести? – спрашиваю Маугли.

Он кивает. Он не говорит, но писать не разучился. Зовут его Миша. Даже не так – Мышонок. Так его называл отец. Фамилию свою Мышонок не помнит. И имена родителей не помнит. Бывает. Для самосохранения его разум блокирует часть самого себя. Тяжело потерять родителей. Потерять – вдруг – ещё тяжелее. Когда тебе девять, нет, уже десять лет, а тогда – девять, родители – зверски убиты, кругом война, город горит и взрывается, парень своими руками собирает родителей по кускам – не то что онемеешь, чокнешься! Будешь ходить подпрыгивая, как майданутый, столбам улыбаться и какашки есть.

Но парень справился. С потерями, но всё же. Он – боец. И ещё какой! Он и поведёт одну из групп. Мне бы ещё одного «сталкера»!

Ба, какие люди! Идёт, улыбается как ни в чём не бывало. Киркин! Улыбаюсь радушно ему, а как подходит близко и протягивает руку – бью в лицо. Сильно, но аккуратно. В скулу. Чтобы фонарь во всё лицо, но ничего не сломать. И не убить. Научен уже поварёнком. Хватит.

Падает на пятую точку. Сидит в нокауте, головой водит. Юшку сплёвывает. Молчит. Подаю ему руку. Принимает, поднимается, жмёт руку.

– Работаем? – спрашивает, шевеля скулами и челюстью, щупая осторожно рукой.

– Работаем.

Не спросил «за что?». Не обиделся. Знает – за дело. Подставил меня. Использовал меня как ширму, как приманку, будучи уверенным, что убьют меня, найдут рацию. И его группу искать не будут. Потому и не сообщил, что должен выйти боец «Шурочки». Без документов и знаков различия. Уверен был, что выжить и выйти невозможно. А получив запрос – охренел. Конечно, подтвердил, что боец Кенобев был в составе группы и «выходил» самостоятельно. Потому и отпустили меня. Когда выяснилось, что я – это я.