Перещибка велел варить кашу на всех, а сам пошёл проведать господина капитана.

Люди постепенно успокоились, насколько это было возможно в постоянно сгущающемся сумраке. В эту пору должен был быть полдень, но солнца нигде не было видно, серая дымная хмарь застила небо до самого горизонта.

Воронцов очнулся во время боя, но происходящего не видел и выслушал рассказ Степана.

— Ось так и забрали с десяток жинок, та от стен видтягнулы ще половину. И Ольга там була, Богдана любушка, и Катерина… а Марфа померла вид случайной пули.

— Не справились мы, подвели их. — Воронцов закрыл глаза. — Это я, всё я.

— Ни, Георгий Петрович, нэ бери на себя чужих грехов — нэ вытянешь.

Георгий помолчал, собираясь с силами.

— А что с раскопом, есть что-нибудь?

— Пока нет. Как эта кутерьма пошла, так нэ до того було.

— Нельзя прекращать ни на минуту…

Капитана прервали радостные крики снаружи.

— Что там?

— Кажись, Николай вернулся. Да, цэ он, ось кто герой!

— Слава богу, зови его сюда.

Вскоре солдат явился. Сам он был бледен и подавлен, а рассказ его, хоть и был встречен бурным одобрением Перещибки, не принёс ясности.

— Так ця ведьма дала тоби снадобье? Тоди що же, его пить нельзя?

— Да, что-то здесь не так, ведьма ведет свою игру, — ответил за солдата Воронцов. — Однако в прошлый раз питье мне помогло оправиться. — Он умолк чтобы перевести дыхание. — Выбор невелик, если отравлюсь, то нестрашна потеря, и так от меня толку нет.

— Нет, есть толк! Ты государев человек, тебя князь боится!

— Князь мёртв, против нас теперь только колдун.

— Як мёртв?! Як же цэ сталось?