Из всех членов общины Михаил был настроен решительнее других добраться к границам Европы уже в этом году. Он упрекал своего брата, что они подолгу засиживаются на одном месте, когда мягкая погода, еще не пропаренная летним зноем, благоприятствует большим переходам. Зилл соглашался, но подгонять никого не хотел, особенно супругу, нога которой распухала от непосильных нагрузок. После отдыха Кристин восстанавливалась, но в стремлении преодолеть бесконечные пустыри она вновь ковыляла, не жалея себя, что приводило к новым долгим стоянкам.

Глава 32. Август 2478

Глава 32. Август 2478

К концу лета община вышла к руинам давно заброшенного селения. Неожиданно разразившаяся пылевая буря остановила продвижение, заточив путников в подвале полуразрушенного дома. Без еды, с малым запасом воды они засели пережидать ее крутой нрав.

На второй день буря спала, но порывы ураганного ветра продолжали обстрел мелкими камнями. В подвальные окна сквозь щели приколоченных досок затекал песок, водопадом струящийся по кирпичной кладке. От этого вида хотелось пить еще больше. Ночью постукивание и завывание стихло, но заваленную дверь открыть не удалось. Решили откопаться утром со свежими силами.

Сияние ненаглядного солнца прорезалось желтыми полосками, в которых струилась взметенные пылинки. Разгорелись счастливые лица, и голоса, осипшие от сухости, заговорили разом о том, что скоро вырвутся на свободу. Но вдруг свет потускнел. Потянуло едкой пылью, словно кто-то заполнял коморку перцовым аэрозолем. Кашляющие, с растертыми до красноты глазами люди бросились законопачивать отверстия.

Хабуб не унимался. Часто менял направление, будто гонял взбаламученный воздух по кругу. На третьей смене дня и ночи, подстёгиваемый разницей температур, он дул с удвоенной силой, а к четвертной полуночи ненадолго затих.

Когда все заснули тревожным сном, не приносящим отдыха, Ён, спрятавшись подальше от Трэя, отыскал в каменной кладке лик Чиёко. Шевеля беззвучными губами, он обратился к образу ведьмы, сложенному из выпуклостей и трещин. Он молил ее сжалиться и утихомирить природный гнев, обещая взамен навсегда остаться в этом мире. Поставив на кон свою жизнь ради спасения Белкиных, он уперся лбом в каменную щеку и, завязнув в серой слякоти мыслей, просидел так до утра.

На пятый день заточения Трэй впал в состояние близкое к анабиозу. Физик трогал побелевший еле теплый лоб, прощупывал затухающий пульс и не понимал, почему выносливый организм сдается, тогда как и Ён страдает от обезвоживания, но как-то держится.

– Дядя Трэй ведь не умрет? – спросил Вик у мамы.