Джубал взглянул на исламское приспособление и осторожно спросил:

– Так ты что, все еще правоверный? Я-то думал, ты вступил в Майкову церковь.

– И то и другое, – улыбнулся Махмуд, опуская четки в карман.

– Чего? Стинки, они же несовместимы. Или я не грокаю.

– Только при поверхностном рассмотрении; можно считать, что Мириам приняла мою веру, а я – ее. Мы объединились. Я все еще раб Божий, во всем покорный Его воле, – и это не мешает мне говорить: «Ты еси Бог, аз есмь Бог, все, что грокает, есть Бог». Пророк никогда не утверждал, что Он – последний из пророков или что Он сказал все, что можно сказать, – это фанатики начали утверждать, после смерти пророка. Покорность воле Божией не превращает человека в робота, неспособного выбирать, а значит, и грешить. И в Коране этого не сказано. Покорность может включать – и действительно включает – высочайшую ответственность за то, как я и каждый из нас формирует Вселенную. Мы можем превратить ее в райский сад – или разрушить и разграбить. Не я сказал, – улыбнулся Махмуд, – но я повторю: «Богу же все возможно» – за исключением одного невозможного. Бог не может покинуть Себя. Он не может отречься от Своей ответственности за все – Он не может не покоряться Своей собственной воле. Ислам пребудет – Он не может свалить ответственность на кого-либо другого. Она на Нем – на мне – на тебе – на Майке.

– Стинки, – вздохнул Джубал, – теология всегда вгоняла меня в тоску. Где Бекки? Пусть ненадолго бросит свой словарь и бежит сюда. Я не встречался с ней двадцать с чем-то лет, это жуть как долго.

– Увидишь ее, увидишь. Но сейчас она не может оторваться от работы, она диктует. Позволь я тебе объясню, как все происходит. До последнего времени я ежедневно входил в раппорт с Майком – на несколько секунд, хотя казалось, что это полноценная рабочая смена. Затем я сразу же надиктовывал все, что он в меня впихнул, на магнитофон. Другие люди, обученные марсианской фонетике, делали рукописную транскрипцию моих пленок, затем Мириам перепечатывала их записи на специальной пишущей машинке, а кто-нибудь из нас с Майком – лучше Майк, но у него трудно со временем – правил машинопись от руки.

Но теперь, когда весь наш график нарушился, Майк собирается отослать меня и Мириам в какую-то Шангри-ла, чтобы мы там кончали словарь, вернее говоря, он грокнул, что вскоре мы грокнем такую необходимость. Поэтому Майк надиктовывает на пленку огромное количество информации, чтобы я потом все это расшифровал и застенографировал марсианским фонетическим шрифтом, который могут читать специально обученные люди. А еще у нас масса кассет с лекциями Майка на марсианском, их тоже надо будет транскрибировать, когда словарь закончим составлять, – мы в свое время лекции прослушали, с помощью Майка в них разобрались, но их надо будет опубликовать, вместе со словарем.