В любом случае, оживить насильников, чтобы Киннай получил возможность прикончить их своими руками – это было не во власти семьи Хасимото.

Для восстановления последней трети чести требовалось нечто простое, легковыполнимое и разумное во всех отношениях. Масако должна была покончить с собой, чтобы смерть избавила ее от бесчестья, а клан мужа от позора.

Нельзя сказать, что старшие мужчины клана не спросили у Кинная его мнения на сей счет. Спросили, конечно. Вопрос был пустой формальностью, ответ был известен заранее, и Киннай не сплоховал. Да, ответил доблестный воин и преданный вассал. Я сейчас сообщу жене о нашем общем решении.

И сообщил без промедления.

История умалчивает, как приняла Масако этот приговор. Плакала? Проклинала разбойников? Выходку князя? Своего мужа и родню?! А может, она выслушала супруга с безмолвной кротостью, осознавая долг перед семьей? Как бы то ни было, этим же вечером жена Кинная перерезала себе горло ножом, которым дралась с разбойником. Такой нож зовется кайкэн, то есть «нож-стрела» – острый клинок, следуя традиции, Киннай подарил невесте в день свадьбы. С тех пор Масако всегда носила с собой этот нож – на охоте в поясе, а дома на шее, в мешочке, затянутом шнурком.

Честь была восстановлена, клан удовлетворен.

Беда грянула внезапно. Не прошло и трех дней после гибели Масако, как вдовец Киннай также покончил с собой, вспоров себе живот. Он совершил это в одиночестве, не предложив кому-нибудь из друзей отсечь ему голову, избавив от длительных мук. После себя Киннай оставил завещание – письмо, где самурай сообщал свою последнюю волю, он предусмотрительно отложил подальше, дабы не забрызгать бумагу кровью и не помять ее в судорогах агонии.

Причин такого поступка Киннай не изложил. Но все и так понимали, что муж не перенес гибели жены, считая себя виноватым в ее смерти. Понимали и молчали: постыдная слабость Кинная, стань она достоянием молвы, утвердись словами родни, превратилась бы в позор, которого клан Хасимото только что избежал.

Вслух было озвучено следующее. Идея побега из лагеря принадлежала Киннаю, это он подбил князя на безумие, в результате которого господин подвергся опасности. Не снеся вины, в порыве раскаяния Хасимото Киннай решил прекратить земное существование.

Но вернемся к завещанию. Умирая, Киннай просил всего о двух вещах. Нет, не просил – требовал, согласно стилю письма. Нож, которым покончила с собой Масако, должен лечь на семейный алтарь в знак памяти о женщине, павшей во имя чести. Там же, на алтаре, должен храниться и меч, каким вспорол себе живот Киннай. Два клинка, омытых кровью мужа и жены, станут реликвиями рода, напоминая последующим поколениям о том, как следует вести себя в трудную годину.