Я вдруг поняла, что эта клятва свяжет нас до самой смерти. Всё, что с нами происходило, перестало быть игрой и обычной дружбой. И хоть никакой особой связи не возникало, мы все давно уже были связаны одной судьбой. Мы клялись в преданности, потому что внутри банды каждый из изгоев переставал им быть. Каждый обретал неуязвимость для внешнего мира и семью, которая встанет за его спиной. Что бы не случилось.
Кожаный шнур путался в волосах, пока я пыталась стянуть его с шеи, но заминка никого не смутила. Четвёртый тиаль, когда-то наполненный Джером, присоединился к остальным.
— Клянусь, — закончила я клятву, крепко сжимая нагретый от моего тела стеклянный сосуд. — Что даже в пекле Толмунда буду спасать ваши задницы.
Комдор хмыкнул и привычно подпрыгнул, от чего у меня на окончательно сердце потеплело. На щеках Куиджи появился лёгкий румянец, а Мон провёл ладонью по ёжику волос, смахнув снежинки.
И как я только могла позволить себе сомнения? Это же моя банда… Нет, моя семья. Моя единственная семья. За которую я готова пристрелить хоть тысячу грабителей, хоть вполне честных квертиндцев. И не только их… Конечно, если не замёрзну насмерть на стремительно потемневшем склоне Трескималя.
— Теперь мы можем идти? — с надеждой спросила я, надевая тиаль обратно.
Пальцы заледенели, и от прикосновения к тёплой коже пробежали мурашки.
Нед легко стукнул тиалем по груди, прошептав «Во имя Квертинда» и спрятал накопитель под курткой. Куиджи неловко помялся, снова вытащил платочек, но сразу же убрал его обратно, поскольку тот был уже грязнее его самого.
— Поужинаем в городе, — согласился Мон, взваливая на спину один из мешков. — Если, конечно, у вас разыграется аппетит…
Он с опаской глянул на осунувшегося, но вполне живого Куиджи, и двинулся по моим недавним следам, уже изрядно присыпанных снегом. От трогательной клятвы потрясение схлынуло, и парни начали приходить в себя и даже улыбаться.
Не знаю, как дела у них обстояли с аппетитом, но шагали они вполне бодро. На этот раз я решила идти в хвосте: так все трое были у меня на виду. Беседа клеилась неохотно, как-то слишком наигранно, но я всё же старалась шутить и всячески делать вид, что ничего не произошло. Мне было стыдно за то, что я позволила себе сомневаться в друзьях и нагрубила им, и поэтому пыталась заслужить прощение. Увлёкшись, я даже начала копировать нелепую поступь Комдора, подпрыгивая на каждом шагу. И только уже у самой рощицы, закрывающей путь к подножью, позволила себе обернуться.
Каменистое плато с могилами было невозможно отличить от сотни других. Зима делала своё дело, быстро и легко превращая место битвы в обычную заснеженную поляну. Высокие валуны, лысые кусты, скальные уступы под сверкающим покровом становились похожи друг на друга, как братья Оуренские.