Светлый фон

«Почти двадцать лет», – сказал Маттио.

«Иные с запада», – сказал Донар.

Это может значить очень мало или очень много, быть ничем или всем.

Он взглянул на женщину, Элену, и выпил содержимое чашки до дна.

Напиток оказался горьким, убийственно горьким. На какое-то мгновение его охватила паника, иррациональный страх, он подумал, что погиб, что его отравили, что он стал кровавым жертвоприношением в каком-то неведомом весеннем обряде последователей Карлози.

Потом он увидел гримасу отвращения на лице Каренны, когда та осушила свою чашку, и как Маттио передернулся от мерзкого вкуса, и паника прошла.

Длинный стол убрали – сняли крышку с козел. В комнате для них расставили лежанки. Элена подошла к Баэрду и жестом показала на одну из них. Было бы невежливо отказаться. Он прошел с ней к одной из стен и лег туда, куда она ему указала. Она молча села на стоящую рядом лежанку.

Баэрд подумал о сестре, перед его взором возникла ясная картина: они с Дианорой идут, взявшись за руки, по темной и тихой дороге, только они вдвоем в целом мире.

Мельник Донар сел на лежанку по другую сторону от Баэрда. Он прислонил костыли к стене и лег на матрас.

– Оставь свой меч здесь, – сказал он. Баэрд поднял брови. Донар загадочно улыбнулся невеселой улыбкой: – Там, куда мы отправимся, он бесполезен. Мы найдем оружие в полях.

Секунду Баэрд колебался; потом, осознавая еще большее безрассудство, мистическое безумие, которое не мог объяснить, снял через голову ножны и положил их у стены возле костылей Донара.

– Закрой глаза, – услышал он рядом с собой слова Элены. – Так легче. – Ее голос казался странно далеким. То, что он выпил, начинало действовать. – Это похоже на сон, – продолжала она, – но это будет не сон. Пусть земля дарует нам свою милость, а небо – свет.

Это было последнее, что услышал Баэрд.

 

Это не было сном. Чем бы это ни было, это не было сном, так как никакой сон не мог быть настолько живым, никакой ветер во сне так не обжигал бы лицо.

Он стоял на открытом поле, широком, вспаханном и темном, пахнущем весенней почвой, и совсем не помнил, как здесь очутился. Вместе с ним в поле было много людей – сотни две или больше, – и никого из них он тоже не помнил. Наверное, они пришли из других деревень горной страны, собравшись в других домах, похожих на дом Маттио.

Освещение было странным. Он посмотрел вверх.

И увидел, что луна в небе круглая, большая и полная, и что она зеленая, как первая золотисто-зеленая трава весной. Она ярко сияла среди звезд, образующих созвездия, которых он никогда не видел. Он круто обернулся, у него закружилась голова, он потерял ориентацию, сердце его сильно билось, он искал на небе знакомые очертания. Посмотрел на юг, туда, где должны были возвышаться горы, но, сколько хватало глаз, в зеленом свете видны были лишь ровные поля, уходящие к горизонту, некоторые вспаханные, некоторые полные созревших летних колосьев, хотя сейчас должна была быть весна. Никаких гор. Никаких заснеженных пиков, никакого перевала Брачио с Квилеей за ним. Он повернулся в другую сторону. Никакого замка Борсо ни на севере, ни на востоке. Или на западе?