Мариус не погиб. Даже ради приумножения чьей-то славы. Семь раз не погиб. И теперь, после седьмой битвы, у Квилеи снова появился настоящий король, а последняя Верховная жрица умерла. Дэвин вдруг вспомнил, что эту новость первым сообщил ему Ровиго. В дурно пахнущей таверне под названием «Птица» то ли полгода, то ли полжизни тому назад.
– Наверное, ты поскользнулся, или поленился, или был уже толстым прошлым летом в Роще, – говорил Алессан. Он показал на шрам на лбу Мариуса. – Нельзя было позволять Тоналиусу подобраться с мечом так близко.
По правде сказать, улыбку на лице короля Квилеи нельзя было назвать приятной.
– Он и не подобрался, – мрачно ответил Мариус. – Я применил наш «удар ногой в прыжке с двадцать седьмого дерева», и он умер еще до того, как мы оба коснулись земли. Этот шрам – прощальный дар от моей покойной жены, полученный во время нашей последней встречи. Да хранит наша священная Мать ее благословенную душу. Выпьете вина за обедом?
Серые глаза Алессана заморгали.
– С удовольствием, – ответил он.
– Хорошо. – Мариус подал знак стражникам. – В таком случае, пока мои люди накроют для нас стол, можешь мне рассказать, Голубок, и, надеюсь, расскажешь, почему ты только что заколебался перед тем, как принять приглашение.
Дэвин, в свою очередь, заморгал от изумления: он даже не заметил паузы. Но Алессан улыбался.
– Хотелось бы мне, – с кривой усмешкой сказал он, – чтобы от тебя хоть иногда что-то ускользало.
Мариус слегка улыбнулся, но не ответил.
– Мне предстоит долгая дорога. По крайней мере три дня скачки во весь опор. Я должен добраться до одного человека, и как можно скорее.
– Этот человек важнее меня, Голубок? Я в отчаянии.
Алессан покачал головой:
– Не важнее, иначе меня бы здесь не было. Возможно, больше нуждается во мне. Вчера вечером в Борсо меня ждало сообщение от Данолеона. Моя мать умирает.
Выражение лица Мариуса тут же изменилось.
– Я глубоко опечален, – сказал он. – Правда, Алессан, мне очень жаль. – Он помолчал. – Тебе было нелегко приехать сначала сюда, зная это.
Алессан знакомым жестом пожал плечами. Его взгляд с Мариуса переместился вверх, на перевал, на высокие пики над ним. Солдаты закончили расстилать роскошную золотую ткань на ровной земле перед креслом. Теперь они раскладывали на ней разноцветные подушки и расставляли корзины и блюда с едой.
– Приглашаю вас преломить со мной хлеб, – деловито сказал Мариус, – и обсудить то, что мы собирались здесь обсудить, а потом вам надо будет ехать. Ты доверяешь этому посланию? Не опасно ли тебе туда возвращаться?