Сколько сил? Она была очень сильной. Более сильной, чем мог предположить любой из них, кроме разве что Данолеона, который знал ее дольше всех. Она отослала Целителя и попросила выйти Данолеона, а потом и единственную медлительную служанку, которую жрецы разрешили иметь женщине, известной им лишь как вдова из поместья на севере от Стиваньена. По случайному совпадению она действительно знала женщину, под именем которой скрывалась: та некоторое время была одной из фрейлин при ее дворе. Светловолосая девушка с зелеными глазами и приятными манерами, всегда готовая посмеяться. Мелина брен Тонаро. Она пробыла вдовой неделю, даже меньше. А потом покончила с собой во Дворце у Моря, когда пришли вести о второй битве при Дейзе.

Этот обман был необходим, чтобы скрыть ее настоящее имя, – так предложил Данолеон. Почти девятнадцать лет назад. Ее и мальчика будут искать, сказал тогда Верховный жрец. Мальчика он увезет, скоро тот окажется в безопасности. Все их надежды сосредоточены в нем, и эти надежды будут жить, пока жив он. Она сама тоже была светловолосой в то время. Все это случилось так давно. Она превратилась в Мелину брен Тонаро и приехала в святилище Эанны, расположенное в высокогорной долине над Авалле.

Над Стиваньеном.

Приехала и стала ждать. На протяжении меняющихся времен года и неизменных лет. Она ждала, когда тот мальчик вырастет и станет мужчиной, таким, каким был его отец или его братья, и совершит то, что обязан совершить прямой потомок Микаэлы и бога.

Она ждала. Времена года сменяли друг друга, подстреленными птицами падали с неба.

До прошлой осени, когда Целитель сказал ей о том холодном, важном событии, о котором она уже догадалась. Полгода, сказал он. Если у нее хватит сил.

Она отослала их из комнаты и лежала на железной кровати, глядя в окно на деревья долины. Они меняли цвет. Когда-то она любила это время года, это было ее любимое время для прогулок верхом. Когда она была еще девушкой, когда стала женщиной. Ей пришло в голову, что это последние осенние листья, которые ей дано увидеть.

Она отодвинула прочь подобные мысли и стала считать. Дни и месяцы, нумерацию лет. Проделала эти подсчеты дважды и еще в третий раз, для полной уверенности. Она ничего не сказала Данолеону, тогда не сказала. Еще было рано.

Только в конце зимы, когда все листья облетели, а лед только начинал таять на скатах крыш, она позвала Верховного жреца и приказала ему послать письмо в то место, где, как ей было известно – и ему тоже, единственному из всех жрецов, – ее сын будет находиться в дни Поста, начинающие весну. Она все просчитала. Много раз.