– В Феррате, конечно. На северной границе с Сенцио. – «Сенцио, – думал он. – Девятая провинция. Жемчужина. Поле битвы». – Сколько вам на это потребуется времени? – спросил он у всех троих.

– Пять недель, не больше, – быстро ответил Гранчиал.

– Четыре, – с улыбкой произнес Сифервал.

– Первая рота, – сказал Каралиус, – будет у границы через три недели. Можете на нас рассчитывать.

– Буду, – сказал Альберико. И отпустил их.

Он долго сидел один за письменным столом, играя с пресс-папье, тщательно обдумывая это предприятие снова и снова, рассматривая его со всех сторон. Но, как бы он на него ни смотрел, казалось, что все кусочки плана стоят на своих местах. Здесь можно было захватить власть, добиться триумфа, он почти что видел, как эта сверкающая жемчужина летит по воздуху, над водой, над землей, в его протянутую руку.

Он действует. Сам влияет на события, а не подчиняется им. Его противник будет уязвимым, очень уязвимым, пока этот новый хаос на западе не уляжется. Квилея будет вынуждена сделать новый выбор, и это вовсе не будет выбором. Время воистину предлагало ему жемчужину, падающую с небес, ждущую, чтобы он ее поймал. И вставил в свою корону.

Но все же ему было страшно, почти жутко этим ясным утром, пока он сидел один и пытался убедить себя в истинности этого сверкающего обещания. Больше чем страшно: во рту у него пересохло, а солнечный весенний свет казался странным до боли. Он спросил себя, уж не заболел ли он. Что-то грызло его, как крыса в темноте, в неосвещенных уголках мозга. Он заставил себя посмотреть туда, соорудить факел из своей осторожной рациональности, заглянуть внутрь себя и вырвать с корнем эту тревогу.

И он действительно ее увидел и понял в тот же момент, что ее невозможно вырвать с корнем и невозможно признаться в ней ни одной живой душе.

Потому что истина, ядовитый орешек истины заключался в том, что он боится. Смертельно боится, в самых потаенных уголках своего существа, этого человека, Брандина Игратского, теперь короля Западной Ладони. Имя изменилось, равновесие было полностью разрушено. Истинная же причина – его страх – осталась точно такой же, какой была почти двадцать лет.

Вскоре он вышел из комнаты и спустился по лестнице в подземелье – посмотреть, как казнили гонца.

Алаис точно знала, почему ей был сделан этот невероятный подарок – путешествие с отцом на «Морской Деве»: в конце лета Селвена собиралась выйти замуж.

Катини бар Эдинио, чей отец владел обширным поместьем с оливковыми рощами и виноградниками к северу от Астибара и скромным, но процветающим банкирским домом в городе, в начале весны попросил у Ровиго руки его второй дочери. Ровиго, предупрежденный второй дочерью заранее, дал согласие. Это решение было рассчитано, в числе прочего, и на то, чтобы воспрепятствовать намерению Селвены, о котором она часто напоминала, покончить с собой, если до осени она не выйдет замуж и будет все еще жить в доме родителей. Катини был серьезным и приятным юношей, пусть и скучноватым, а Ровиго в прошлом вел дела с Эдинио, и этот человек ему нравился.