Ликерия была отказником, ребенком, от которого родители отказались в больнице сразу же после рождения. Несостоявшаяся мать подписала необходимые документы и исчезла, словно ее и не было. А ребенок остался.
На самом деле Ликерии в некотором смысле повезло. Не каждый отказник попадает в воспитательное учреждение на содержание государства. Зачастую они остаются в больницах, испытывая эмоциональный голод и дефицит внимания, даже такого редкого как в приютах, по причине нехватки этих самых приютов. А вот Ликерия попала и прожила в детском доме вплоть до своего совершеннолетия, и это повлияло на ее характер: именно там тяга к одиночеству стала ее лучшим другом, а в изображении фальшивых улыбок и сокрытии того, что творилось на душе, Ликерия превратилась в профи.
Только на этот раз милая улыбка не оказала нужного действа, и Ликерия не смогла ничего разузнать о своей предполагаемой матери. Директриса детского дома, в котором она выросла, и в который отправилась, отпросившись у Зойла, предварительно его обманув, информацию сообщать отказалась, что выглядело очень странно.
– Мы не имеем права разглашать конфиденциальные данные. Прости, Ликерия. – Однако сожалеющей совсем не выглядела. Напротив, разговаривала с ней так, словно Ликерия была чужой – посторонней, вражеской незнакомкой.
Дело в том, что отказники от сирот отличались тем, что родители первых были официально известны, из этого не делалось тайны. На самом деле, захоти Ликерия, давно могла бы выяснить всю интересующую ее информацию. Но она не хотела, не была готова. И вот тогда, когда она созрела, ей заявляют какую-то чушь.
Конфиденциальные? С каких это пор?
Ликерия была в замешательстве, и в первую очередь от того, с каким отчуждением с ней разговаривали. А как же обращение «Лика»? Ведь именно так в недалеком прошлом ее всегда называла директриса.
Однако ответов так и не добилась, ей все повторяли, что не имеют права. По мнению Ликерии, единственное, на что они не имели права, так это скрывать интересующие ее данные, о чем Ликерия директрисе и сообщила. Только результата это не дало.
– Теперь это закрытая информация, и сколько бы ты не пыталась выведать ее, ничего не получится. Поэтому лучше забудь об этом, тебе это не нужно.
Вот так за нее решили, что ей это не нужно.
Диалог оказался изматывающим и произошел неделями ранее, как раз тогда, когда она нашла избитого Зойла. Именно из Сальска она возвращалась – разбитая, подавленная, разочарованная, когда увидела обездвиженное тело. После стольких лет добровольного неведения она все-таки нашла в себе силы и смелость на серьезный шаг – заглянуть в глаза собственному страху, разузнать причины и, возможно, предпосылки своей ненужности кровной родне, однако в итоге осталась ни с чем. Столько труда и морально-истязающих уговоров, и что взамен?