Рука поддалась. Ушла беспрепятственно в сторону, открывая стянутые кожей кости и смиренно закрытые глаза.

Она исхудала. Страшно исхудала.

– Брина…– позвал снова Ролан, с осторожностью касаясь бледного лица. – Ну же, посмотри на меня. – Он попытался обратить ее лицом к себе.

Брина горела. Брина пылала словно железо, выкованное в кузнице.

Ролан дотронулся до горячего лба, и тут она внезапно отмахнулась.

– Прекрати,…– сказала невнятно и отвернула от него лицо. – Я не буду, не хочу…Не трогай меня… не трогай…

– Брина, это я. – Он схватил ее «гуляющие» руки. – Это Ролан, Брина. Открой глаза…

Она продолжала беспокойно елозить.

– Мы уйдем отсюда, я заберу тебя…

– Ну, не трогай, – вдруг захныкала Брина, и сквозь щелки глаз просочились слезы. – Я не хочу есть, не хочу…

– Взгляни же на меня.

Не взглянула. Вместо этого, прорычав «Отойди», она вонзила ему в руки ногти – острые, наполовину поломанные ногти. – Уйди!

А ведь ему было больно!

Он перехватил ее хрупкие руки, когда увидел: на тонких, с проступающими венами запястьях следы – синяки.

Пресекая попытки сопротивления, Ролан отвел ее руки в стороны, желая опровергнуть свои предположения.

Не опроверг: у локтей руки были также испещрены синяками – жетовато-красными, фиалетово-синими. А еще он увидел точки. Те самые, которые оставались от игл…

– Мне больно, – бормотала Брина, – отпусти…

С участившимся дыханием и пульсом, он задрал ей рукав едва ли не до шеи, затем и кофту на животе приподнял – то же самое: сплошные синяки.

– Брина! – Ролан схватив ее за подбородок. – Открой глаза, сейчас же!

Она не открывала. Напротив, лишь крепче сжимала веки в попытках отвернуться обратно к стене.