Схватив крепче трубку, Нелли прикрыла глаза.

– Насколько «дрянь»?

– Она не просыпается. И даже непонятно, что с ней случилось. На лицо все признаки того, что она отравилась ядом ferus, но…но ведь это невозможно, – закончил он тише, казалось, со стиснутыми в рыке зубами.

Значит, Брина действительно…

– Это потому, что Ролан…

– Нет, тогда еще нет.

– Но он сделал это? – спросила Нелли не зная, хочет ли услышать ответ.

– Сделал. Теперь сделал, – уточнил Александр. – Но не ясно, помогло ли.

– Но кто тогда…и когда…и как…

– Мы не знаем.

Нелли видела, как умирают догмары: кожа их белеет и истончается, проступают вены, сосуды, тело теряет силы и признаки жизни.

– Ты сказал, что Брина не просыпается, – Нелли отогнала неприятные картинки, – значит, она… значит, она уже…

Не умирает.

– Почти, но…– Александр замолк. Кто у кого перенял привычку – дурную привычку не договаривать фразы? – Процесс остановился. Сердце, по крайней мере, бьется. Еще бьется: слабо, но…да, бьется. Она словно в кому впала. Но не думаю, что это должно нас сильно обнадеживать.

Но и надежду убивать не должно. Процесс дегенерации клеток остановлен, и, получается, что шансы есть. Шансы есть, и нужно лишь верить.

– Милый, ты же знаешь, как я верю – как слепо я верю в историю, изложенную в дневнике?

Александр усмехнулся: невесело так, но усмехнулся.

– Знаю.

– Так вот, скажи Ролану, что все получится. Он должен верить, нужно только подождать.

Брина очнется, потому что она – половинка Ролана. Он принял ее, признал своей, а значит, ритуал обязан сработать. И он сработает – Нелли знала.