По комнате было разбросано и другое оборудование. Инструменты, похожие на те, что были в соседней операционной, только лежавшие в беспорядке. Пеллонхорк что-то настраивал с помощью стенной консоли.

– Это потрясающие машины, Алеф, – сказал он, протянул руку и постучал кулаком по ближайшей капсуле. Та ответила глухим звоном. – Не просто бинарные переключатели: да-нет, заснул-проснулся, верх-низ… – Перечисляя, он щелкал пальцами. Остановился, потом щелкнул еще раз: – Жизнь-смерть. Все не так просто. – Он почти чувственно провел пальцем по изгибу бедра машины. – Не как с тобой, Алеф. – Он задумчиво взглянул на меня. – Хотя, конечно, ты не прост. Не во всем. Ты уникален, как я.

Когда я не ответил, он добавил:

– Мы с тобой не просто особенные. Ты же это понимаешь. Мы всегда это знали.

– Кто они?

– Прямо к делу, Алеф. Об этом я и говорю. Так вот, это тонкие и сложные устройства. Давай покажу. Если я сделаю вот так…

Как только визоры начали медленно откидываться, внутри началось движение. Голова слева задрожала и открыла глаза, те немедленно насторожились, стрельнули вправо, влево, а потом уставились вперед. Больше человек ничего сделать не мог, потому что голова его была плотно зафиксирована. Я взглянул на голову напротив, так же зажатую нащечниками. У двоих мужчин не было иного выбора, кроме как смотреть друг на друга.

Итан Дрейм и Спеткин Лигат. Они гримасничали, напрягая мышцы на щеках и висках в отчаянных попытках пошевелиться.

Когда ко мне вернулся дар речи, я спросил у Пеллонхорка:

– Что ты делаешь?

Пеллонхорк насупился.

– Бывает ведь, что наукой занимаются только ради науки? Изначально человек не знает, зачем. Главное – задавать вопросы.

Глаза Дрейма были раскрыты так широко, что радужки почти терялись в этих белых озерах, а губы Лигата истончились и побледнели. Оба они дышали часто и мелко, почти шипели. Как будто проколотые. Атмосфера в комнате была ужасающая.

Я обнаружил, что шепчу:

– Какие вопросы?

– Хорошо. Начнем. Куда они попадут, Алеф? – Он помотал головой: – Нет. Это не первый вопрос.

В его руке очутился нож. Пеллонхорк раскрыл его, снова закрыл и начал подбрасывать и ловить, разговаривая при этом.

– Им больно. – Он говорил немного быстро, но в остальном почти непринужденно; нож с красной ручкой взлетал и падал. – Им очень больно, но достаточно ли этого? Вот первый вопрос. Достаточно ли боли?

Он убрал нож в карман и стал ждать моего ответа.

– Я не понимаю, – сказал я. – Я совсем ничего не понимаю.