В общем, все мои чувства смятены и расползаются в разных направлениях, как тараканы. Где правда, где ложь – уже решительно непонятно. Из-за Джесса погиб папа. Если бы он не украл скрипку, отец все еще был бы с нами. Однако раз он умыкнул ее – по крайней мере отчасти ради меня, – выходит, тут есть доля и моей вины! В общем, все так или иначе запятнаны, причастны, замешаны в этом деле. И мама – потому что закрывала глаза, не желала ничего видеть и знать. И тетя Ина – поскольку хранила папины темные тайны даже после его ухода из жизни. А уж сам папа – виновней всех: дал такую волю своей скорби, что разорвалась завеса между мирами, открылась зияющая дыра, через которую призраки теперь шастают туда-сюда, как почтовые голуби, выпустил на волю Черного Человека, позволил ему третировать, преследовать и мучить нас. Он продолжал играть, проливать свою музыкальную магию, даже отдавая себе отчет в том, как это опасно для меня. Такое трудно простить.

Дойдя до дуба, замечаю: сегодня он все-таки не совсем похож на узел страданий, свившийся во мне. Наоборот, даже этот жалкий омертвелый ствол торжественно блестит на утреннем солнце. Усаживаюсь на траву и прислоняюсь спиной к его грубой шершавой коре. Здесь, в тиши полей, вдали от зова скрипки, папиным словам как-то легче верится. Он сказал: я сильная. Достаточно сильная, чтобы самой выбирать, кого любить. Надеюсь, так и есть. Ибо я не желаю закончить так же, как Джим и Фрэнк, – прикованной цепями к собственному горю, ненависти и смертельной обиде. Более того, не желаю жить, как папа – хоть он и был мне дороже всех на свете. Пожертвовать семьей, собственным здоровьем и самим существованием ради скрипичного волшебства? Нет, увольте. Мне нужно гораздо больше. Мне нужны любовь, красота и полноценная жизнь. Хочу каждый день с первыми лучами утра светиться, как светится сейчас даже вот это несчастное поверженное дерево. В общем, пусть будет больно, тяжко и страшно, но настало время расстаться с фантомами прошлого. Расстаться со скрипкой.

Изо всех сил стараясь не растерять решимости, встаю и иду домой, а там – прямо в комнату к Джессу. На мой стук он не отвечает – приходится сунуть голову в дверь.

– Чего? – бурчит парень из-под подушки скрипучим ото сна голосом. Всегда так спит, с детства – головой под подушкой. Никогда этого не понимала. Разве что… Может, он в детстве пытался заглушить таким образом папину «страшную» музыку, отсюда и привычка?

– Давай выползай из-под этой штуки, – командую я. – Нас ждут великие дела. Надо отправить на покой парочку привидений.