Дитрих взобрался на камень неподалеку — глыбу, которая бессчетное количество лет назад сорвалась с кручи наверху. Здесь он заплакал — по Максу, по Лоренцу, по Гервигу Одноглазому и всем остальным.

* * *

Пастор вернулся в госпиталь после вечерни. Какое-то время наблюдал за тем, как Ганс, Иоахим и остальные ходили между страдальцами, прикладывая намоченные холодные тряпки к пылающим лбам, вливая по ложечке пищу в безразличные рты, промывая повязки на язвах в бадьях с горячей мыльной водой и раскладывая их сушиться — практика, рекомендованная Гуго из Лукки и другими.

Наконец, Дитрих вошел внутрь. Неподалеку Грегор присматривал за своим больным сыном, бормоча:

— Все говорят, у него мое лицо. Может, это и так, когда он бодрствует и пытается походить на меня; но когда спит, то вспоминает, что был ее первенцем, и тогда ее тень проступает передо мной изнутри его сердца. — Он помолчал. — Я должен присмотреть за Сейбке. Они дрались. Боролись друг с другом, словно два медвежонка. — Грегор вытянул шею. — Грегерль не был набожным мальчиком. Он потешался над Церковью, хотя я и бранил его.

— То Промысел Божий, не наш, и Господь вершит не из мелочной злобы, а из безграничной любви.

Грегор обвел взглядом кузницу:

— Безграничная любовь. Вот это она?

— Это не утешает, — вставил Ганс, — но мы, крэнки, давно знаем. Мир не может быть устроен иначе, чтобы нести в себе жизнь. Это все… числа. Сила уз, связывающих атомы вместе; сила… эссенции elektronik; притяжение материи… А! — Он махнул рукой. — Фразы в голове блуждают, это не мое призвание. Мы доказали, что эти числа не могли быть другими. Малейшее изменение, и мир бы не возник. Все происходящее следует им: небо и звезды, солнце и луна, растения, животные и «маленькие жизни».

— «Бог все расположил, — процитировал Дитрих Книгу премудрости Соломона, — мерою, числом и весом».[269]

— Doch. И из этих чисел происходят также болезни и страдания, смерть и чума. Однако если бы господин-на-небе устроил мир иначе, в нем бы вообще не нашлось места жизни.

Пастор вспомнил, как мастер Буридан сравнивал мир с огромными часами, когда-то Господь завел их, и теперь они шли сами по себе.

— Ты прав, монстр, — подвел итог Грегор. — Это не утешает.

* * *

Крэнкерин Элоиза умерла на следующий день. Ганс и Ульф отнесли ее тело в церковь и положили на скамью, приготовленную Иоахимом. Позже Дитрих оставил их одних, уже смирившись с их обрядами. По прошествии времени Ганс поднес флягу к окну.

— Вот сколько всего осталось дней, — сказал он, показывая уровень пальцем. — Я не останусь с вами до самого конца.