Клаус и Лютер Хольцхакер отнесли подергивающееся тело в госпиталь и положили там на соломенный матрас. Готфрид, Беатке и остальные выжившие крэнки собрались вокруг него.

— Он делился своей порцией с нами, — мрачно сообщил Готфрид. — Я обнаружил это только вчера.

Дитрих посмотрел на него:

— Он пожертвовал собой, как и алхимик?

— Нет, не как алхимик. Арнольд думал, дополнительное время позволит нам завершить ремонт. Ну, он не был человеком elektronikos, но кто скажет, что он надеялся напрасно? Ганс поступал так не из плотских чаяний, а из любви к нам, служившим ему.

Вошел Грегор с листом пергамента, перетянутым бечевой, и вручил его пастору:

— Вот то, что уронил герольд.

Тот развязал нить.

— Как долго?.. — спросил он Готфрида.

Слуга эссенции elektronikos пожал плечами, словно человек.

— Кто может сказать? Элоиза отошла на небо спустя всего несколько дней; Скребун продержался несколько недель. Это как с вашей чумой.

— О чем здесь говорится? — спросил Иоахим, и Дитрих вытащил из заплечного мешка свои очки.

— Если среди нас более не останется священника, — возвестил он, закончив чтение, — миряне уполномочены выслушивать исповедь друг друга. — Пастор поднял голову. — Чудеса.

— Что тут чудесного? — сказал Клаус. — Вот если я покаюсь в своих грехах каменотесу прямо здесь, это будет чудо.

— Ну уж нет, Клаус, — поспешно отреагировал Лютер. — Я наслушался твоих признаний после пары кружек пива Вальпургии.

— Архидьякон Ярлсберг пишет, что больше не осталось людей, которых бы он мог прислать.

— И впрямь чудо, — хмыкнул Клаус.

— Половина бенефициев в диоцезе пустует — их священники не сбежали, подобно отцу Рудольфу. Они остались вместе с паствой и погибли.