Еще она увидела, как, то тут, то там, поднимались от земли объемные, занимающие пространство тени, достигая неба. Всадниками скакали они по земле, сея боль, страх и отчаяние. Трудно было человеку рассмотреть солнце в том месте. И никто из людей не мог понять, почему так болит душа. Но вампиру, или оборотню тень доставляла такую же великую радость, как велика была их мука под солнцем. Не один день скакали всадники, мучая людей и сея между ними раздоры, чтобы мучили они друг друга и проливали кровь. И собирались вампиры, чтобы пить кровь, а когда ее не хватало, приводили человека и убивали его. Чтобы помнить об этом, хватило бы одного раза, если бы человек мог вспомнить, сколько раз наступал на него вампир. Но люди не умели помнить, земля – семи пядей во лбу – не давала им силы, и всадники скакали незамеченные.

А иначе, кто бы здесь согласился жить?

– Что-то их здесь слишком много, – встревожилась Манька, припоминая, что видела точно такие же с первой вершины, когда дракон с вампиром на борту пожаловал в гости в благодатную землю. Но тогда были только две тени, а здесь их были сотни.

– Здесь вампиров больше, и людей, вот и всадников больше, – пояснил Дьявол, обнимая Борзеевича, который рассматривал город и руки Дьявола не отпускал. – Они безвредны, если их видишь – это первородные вампиры, живущие среди людей. Таким образом они прикрываются от солнца. Ну и… собирают интересующую информацию. Душа у них в Аду, кто им расскажет, кто покажет, как землей править? Пропадут ведь, если не помогу!

– Все для вампира! Умеешь ты услужить, – упрекнула его Манька.

– Послушай, Маня, но ведь ты увидела его… Древнего вампира. И снова увидишь, если подойдет ближе. А как заметишь приближение, если не станет этих? – примиряя обоих, спросил Борзеевич, кивнув на тень и зябко поежившись.

– И то верно, – согласно кивнула Манька, полюбовавшись Дьяволом, который разминал пальцы. – Я ж не со зла сказала! Сравнила просто…

Понимая, что без Дьявола не смогла бы пройти и сотую долю своего пути, Манька уже давно смотрела на него с глубокой благодарностью.

Но украдкой.

В самый добрый момент ее душевного порыва он умудрялся выдать какую-нибудь пакость, не переставая удивлять ее талантом запудривать или прочищать мозги, так что человек не сразу понимал, насколько изменил свои взгляды и изменился сам. Вроде бы не чувствовал ничего, даже умнее себя не считал. А она привыкла жить с ним на вулкане, зато скучать не приходилось и думать, что жизнь плохая, потому что умел сделать еще хуже. И Борзеевич, который мог придумать столько полезных вещей, был ей приятен. С такими друзьями умереть не страшно.