Манька начинала закипать. Мало того, что они достали ее с утра, так еще исчезать не собирались.

– Сами вы твари дрожащие, кого собрались пугать судами? Где суды? А нету – мы в лесу! И мыслишки глупые: черти судам не подлежат. Но если хочешь, я буду судить. В чем твои претензии к несчастному черту, заключенному в темницу? – выплеснув злость, она успокоилась. В какой-то степени черт был прав – и повесят, и затаскают. Но стоило ли делиться этим с чертями?! И вообще, на кой черт она эмоционирует, знает же, им только повод дай.

– Да-да-да, ты прав, худо будет всем, кто сунется к вам, – согласилась она.

Один черт растворился, но черт-Благодетельница продолжал гнуть свою линию:

– Не мне объяснять, слух и зрение подсказали, сам Дьявол дал назвал меня Помазанницей! Все меня боятся! Все меня уважают! —подошла к тому месту, где была убогая, и будто бы погладила ее по голове. – Сердце у меня наполнено добротою, на весь мир хватит! Даже такие убогие и недостойные, обласканы заботой моей!

– Это я-то боюсь? – грозно прикрикнула Манька, надеясь, что и эта растает. – Это ты, ты, гадина, меня боишься! Кто мне все свои радиопередачи посвятил? Кто мною людей пугает?! Кормит тебя Дьявол, поит, учит уму-разуму?!

Но тело черта стало уплотняться. Он вдруг подрос и был выше раза в два. Схватив камень, черт бросил его, угодив ей в голову. Голова сразу наполовину сделалась чугунной, будто ее раздавили. Черт излучал самодовольство, самолюбование, спесь – и Манька почувствовала, как черта распирают приятные ощущения, когда он унижал ее.

– Учил, учил! Тебе лишь объясняет, а меня сразу разумной сделал! Все его знания у меня в уме, а ты только слова слушаешь! – надменно и с усмешкой бросил черт, увидев ее саму. Теперь он смотрел прямо на нее. – Посмотри вокруг, кому столько дал, сколько мне? Даже по обычному человеку не дает тебе, а ты все придумываешь, как оправдать свою убогую жизнь! Вот у меня платья-то какие! – черт вытащил кучу барахла, и Манька отступила, освобождая ему место.

Ну да, платья у Благодетельницы были одно другого наряднее.

– А еда у меня… вот! – и опять Манька увидела – стол, накрытый златом-серебром, и хрусталем, а на столе пития разные, фаршированные поросята и щуки, и фрукты заморские, и вина, и соусы в соусницах из тончайшего фарфора. – И люди предо мною коленопреклоненные! – и снова Манька увидела, как встают люди на колени… – и еще один камень ударил в грудь и достал до сердца, – черт заполнил собой грот, стены раздвинулись, своды поднялись.

Маньке захотелось повернуться, но она удержалась, сообразив, что сделала что-то не так…