— А как же “так интереснее”! — отскочил в сторону я.

— А мне так еще интереснее, — злорадно отозвался Стас, вновь распахивая ладонь для атаки.

— Очевидно, у кого сейчас преимущество, — прокомментировал Рогозин, пока я уворачивался от очередной сияющей стрелы. — Голицын даже не воплощает стихию, которая дала бы удары помощнее, потому что и таких пока достаточно. Противник плохо управляет чистой энергией. Судя по движениям Матвеева, он еще не умеет ни ставить покров, ни делать непрямые удары…

— А это вообще честно? — спросила со скамейки Роза.

— Забудь это слово в бою, — отрезал преподаватель. — У каждого свои преимущества.

Его комментарии реально мешали, и я очень старался на них не отвлекаться. Раз за разом прицеливаясь и выбрасывая ладонь, Голицын самозабвенно швырялся в меня чистой энергией. Это было все равно что выходить с кулаками против пистолета — мне осталось только уворачиваться и лихорадочно думать. Передышки были короткими — всего пару секунд, пока он восстанавливался между ударами. Очередной синий поток, сорвавшись с его руки, лизнул, как пламя, мое бедро, и броня на мне заалела чуть сильнее. Следом вокруг него вовсю заплясали эмоции — видимо, в пылу поединка забыл, что решил ничего не чувствовать. Широкие фиолетовые волны победно прыгали и сплетались, выпуская наружу и его злорадство, и тщеславие. Превосходство, которое у него пока что было в бою, теперь, очевидно, захватило и его голову.

— Чего ты так смотришь? — фыркнул Голицын, метя мне прямо в лоб. — Не сработают тут твои фокусы! Хоть двадцать себя сделай, меня хватит на всех!..

А вот тут ты не прав: хватит тебя только на тех, кого увидишь — а ты не увидишь ни одного. Уворачиваясь от нового удара, я мысленно перехватил эти волны, сплел их до плотной фиолетовой ткани и накинул ему на голову, как наволочку, чуть искажая его реальность — убирая из нее себя. Сияние на его ладони, готовое вот-вот сорваться новым потоком, растерянно замерло и слегка ослабло. Голицын озадаченно завертел головой по сторонам, ища меня и не находя, хотя я сейчас был прямо перед ним. Наконец-то хоть одно мое преимущество.

Подскочив, я с силой ударил ему по темени. Синева с моего кулака, казалось, пробила до основания синеву его покрова и превратилась в сочную красноту на его броне. Он резко дернулся в мою сторону, сжал кулак, собираясь врезать в ответ — и, уперевшись глазами в мое лицо, не увидел меня. Шустро обогнув, я нанес еще один удар, и его защита заалела еще сильнее.

— А вот пример, — прокомментировал Рогозин, явно понявший, что происходит раньше остальных, — как можно потерять свое преимущество за мгновение, если недооценил силу соперника.