— А поконкретнее можно?
Павел Петрович застучал пальцами по столу. Как всегда, он и разговаривал, и думал одновременно.
— Конкретнее? Кожало пишет, что ведет наблюдение за поведением рассказчика, и отмечает, что рассказчику не нравится, когда рядом с ним повышают голос. И что самое странное для меня…
Николаев замолчал. Очередная серьезная мысль парализовала его язык. Через несколько секунд он продолжил объяснения:
— Дальше он пишет, что рассказчик сразу убивает того, кто очень громко шумит рядом с ним.
— Да, — усмехнулся Погодин. — Интересное наблюдение.
— Нет, ты вдумайся в эти слова. Получается, Кожало видел, как рассказчик убивает за то, что кто-то очень громко шумел возле него.
— Ничего себе!
Николаев встал и забрал ежедневник из рук Погодина.
— Я считаю, что это очень ценная информация, и о ней нельзя говорить другим.
— Ты что, сдурел? — воскликнул Погодин. — Наоборот, нужно людям как можно быстрее об этом рассказать!
Павел Петрович зло сверкнул глазами.
— Только попробуй, и я тебя сразу же убью! — пообещал он. — Распространение этой информации строго запрещено. Я не шучу, Погодин!
Погодин на всякий случай отступил от стола на шаг назад.
— Кто бы сомневался. В больнице только и слышно: Николаев самый главный, если что, он всех убьет, и он не шутит.
Николаев побурел:
— Что?! — заорал он. — Что ты сказал, подлец?! А ну иди сюда и повтори.
Погодин, не теряя времени, развернулся и бросился к выходу.
— Я бы с радостью, но у меня дел много.