— Всё следствие надо мной, все доводы обвинения, прозвучавшие тут, в судебном заседании, я характеризую как извращенное издевательство над юстицией, и не только над юстицией, но и вообще над здравым смыслом. Меня обвинили в государственной измене, как будто я шпион. Что я сделал? Я нашел удостоверение сотрудника КОКСа — вот его, — Иван показал на Жарова. — И, выждав несколько месяцев, показал этот документ его как бы соратникам по партии. Я не отрицаю этого, я этого никогда не отрицал, я сделал это открыто и публично. Да и то не сразу, а только тогда, когда, на мой взгляд, он и те, кто за ним стоит, кому он служит, решили перейти все границы приличия и сделать так, чтобы агент охранки возглавил бы целую партию, стал её первым секретарём. Только тогда я решился на это.

Смирнов немного помолчал.

— Но я никогда, подчеркиваю, никогда не соглашался с квалификацией этого деяния. Я снова повторяю, что не признаю себя виновным. Мои действия нельзя квалифицировать как государственную измену. Я не был допущен к секретам, которые, как обвинение утверждает, я разгласил перед иностранцами. Да, я понимаю, что российская карательная система вовсю обвиняет в подобных преступлениях именно тех простых жителей, кто и не помышлял об измене, не имел умысла, не получал от каких-либо иностранных спецслужб ни копейки. Например, дело об отправленной грузинам СМСке — это позор в высшей степени, это глумление над правом. Это пробитое днище...

— Подсудимый, вы нарушаете порядок, суд делает вам замечание. В случае, если это будет повторяться, вы будете лишены слова, — сказал председательствующий. — Вы вправе говорить о своем деле, а не о других, и к тому же обязаны воздерживаться от экспрессивных выражений. Вы в суде.

— Я утверждаю, что в фабуле моего дела есть признаки объективного вменения. Сейчас объясню. Если бы я давал подписку о неразглашении, работал на спецслужбы, то, конечно, я был бы официально ознакомлен с тем, что конкретно есть гостайна, а что нет. И если бы я ее разгласил, выдал иностранцам, то, безусловно, имелись бы все основания судить меня. С другой стороны, допустим такой вариант, что этот Савельев-Жаров не был бы на самом деле агентом КОКСа, а удостоверение этот самый КОКС просто сфабриковал бы и подкинул мне, чтобы я клюнул на удочку и скомпрометировал бы его перед товарищами. Он в этом случае не был бы агентом — значит, гостайны тут нет, и в моих действиях состава преступления нет. Или всё же есть и в этом случае — раз я, как утверждается, обязан был бы воздержаться от раскрытия этого факта? Но тогда это было бы еще более абсурдным — меня бы тогда судили за обнародование фальшивого удостоверения, так, получается? Без какой-либо объективной стороны? Всё это указывает на абсурдность и заведомую беззаконность распространившейся в последние годы чудовищной практики обвинения обычных рядовых людей в разглашении гостайн, к которым они не были допущены, сведений, о секретности которых их официально, достоверно не проинформировали. Это что касается содержания дела...