– Д-дамнары, почему так х-холодно?!

– Ночью в камине закончились дрова. Новые, надеюсь, принесут позже, но нам всё равно скоро уходить.

– Ещё темно! Зачем ты разбудил меня в такую рань?

– Потому что нам принесли завтрак, и не думаю, что ты возжелаешь есть его безнадёжно остывшим. – Алексас поднял с пола её сапоги. – Давай ногу.

Позволив юноше обуть её, а потом безжалостно сдёрнуть с неё одеяло и набросить на плечи куртку, Таша сидела на кровати до тех пор, пока не перестала судорожно стучать зубами. И только после этого решилась умыться, – от чего непременно задрожала бы вновь, не нагрей Алексас воду в кувшине.

– Неудивительно, что нечисть так нас ненавидит. Если б меня обрекли на подобное существование, я бы тоже ненавидела тех, кто может жить в тепле и уюте, – умывшись, по-кошачьи отфыркалась Таша. Заметила на прикроватной тумбочке потрёпанный свиток пергамента, появившийся там вместе с подносом, на котором стремительно остывали две тарелки овсянки. – А это ещё что?..

– Карта замка.

– И откуда она взялась?

– Картер принёс её в нашу комнату, пока мы спали.

Ощутив мгновенную дрожь, и теперь – не от холода, Таша нашарила янтарную подвеску на горле.

«И что, в нашу комнату любой может просто так взять и войти?» – уточнила она.

«Окружать её непробиваемой защитой было бы слишком подозрительно, – заметил Алексас, меланхолично перебирая чётки. – Как только Картер приблизился к порогу, я проснулся. Защитный контур замкнут на чётках. Если кто-то пересекает границу контура, они разогреваются и будят меня».

Немного успокоившись, Таша разжала ладонь:

– И зачем нас снабдили картой?

– Без карты мы будем блуждать здесь не хуже, чем в Клаусхебере. Постоянного провожатого нам выделить не соизволили. – Алексас решительно указал рукой на поднос. – Ешь. И стоит поторопиться: нас ждут.

Только тут Таша заметила маленький лист бумаги, лежавший на тумбочке, на котором мелким каллиграфическим почерком вывели: «Приходите в Большую Залу сразу после завтрака».

От мыслей, что может ждать их в этой самой зале, овсянка в итоге едва лезла Таше в горло.

Когда они вышли на лестницу, свет по-прежнему не горел. За окнами царил мрак, и лишь звёздный камень стен искрился в свете волшебного огонька, который Алексас пустил лететь чуть впереди. Попетляв по бесконечному ветвлению замковых переходов, в конце концов они вышли к высоким дубовым дверям, потемневшим от времени, с сомнительным гостеприимством приоткрытым на щёлочку. Зал, представший за ними, был огромен, однако скудностью отделки не отличался от сурового аскетизма коридоров. Пустые длинные столы озаряло холодное сияние волшебных огней: сотни шариков серебристого пламени висели под высоким стрельчатым потолком, словно складывая неизвестные Таше созвездия. За столами на скамьях сидели люди… и нелюди, удостоившие новоприбывших внимательными взглядами. Проходы между столами забросали соломой с ароматными травами, но она не перебивала запах тления, с новой силой ударивший Таше в лицо, заставляя сдерживать рвотный рефлекс в горле. Казалось, они с Алексасом ступили в гигантский склеп.