«Здорово мы его!» – улыбнулся сонно маркиз.
Ядро размозжило тролльвалу череп, а Алтон уже мысленно переместился в Калькутту: прятался в руинах от рогоноса, изучал в зрительную трубу проклятый город Талу, гнездо кровожадных ракшасов. Одолел коварного браматму Рави. И Нэй всегда был рядом.
Воспоминания о Калькутте неизменно приводили к Канти. Юная принцесса, дочь Пандея, завоевала сердце маркиза – и, слава Творцу, любовь была взаимной. Алтон скучал по родинкам и миндалевидным, подведенным сурьмой глазам своей суженой, но понимал: сегодня Канти не место в Полисе. Пускай она расчесывает гребнем из слоновой кости смолистые волосы, вкушает аромат цветов, гуляет в саду, защищенная факирами и воинами. Сперва нужно одолеть Руа… вернуть мир и Гармонию в Сухой Город. А уж потом… Алтон заново представит невесте Нэя, он скажет: познакомься, милая Канти, это мой брат, лучший брат во всем Мокром мире.
Птица, чирикнув, пролетела над поникшей головой Алтона. Маркиз открыл глаза и обнаружил, что солнце давно взошло, гвардейцы проснулись и покинули балкон и кто-то укрыл Алтона плащом. Ощущая неловкость – задрых, прислонившись к колонне! – маркиз выпрямился. Плащ соскользнул с плеч.
Алтон увидел процессию, двигающуюся по брусчатке. От белизны одежд зарябило в глазах. Служки бежали впереди, посыпая площадь голубиными перьями. Окрещенные зомби, также в белом, волокли на горбах крытый шелком кузов восточного типа. После побега Аэда Немеда Маринк сослал зомби работать в порт, будто неповоротливые и тупые создания черного колдуна могли поднять мятеж против правительства Полиса. Но не все решения милорда распространялись на Церковь Распятого.
Зомби пронесли паланкин через ворота и замерли у крепостного рва. Служка объявил бесполым голосом небожителя:
– Его высокопреосвященство, помазанный Голубем, кардинал Галль на аудиенцию к герцогу Маринку.
«Помазанный Голубем». Алтон ребячески хихикнул.
Капрал, не церемонясь с важными визитерами и не особо маскируя сарказм, прикрикнул:
– Нам бы узреть светлый лик помазанного, будьте любезны.
Ткань откинулась, появилась унизанная перстнями старческая рука. Следом – непроницаемая физиономия кардинала. Если бы жестокость, алчность и прелюбодеяния годами меняли внешность человека, человек выглядел бы в точности как Галль: иссушенная мумия в коричневых метках, гадкое чучело с птичьими чертами. Красная ряса символизировала кровь Распятого, пролившуюся в Реку.
«С чего бы, – озадачился маркиз, – папе встречаться с Галлем в такую рань?»
– Опустите ворота, – велел капрал.