– Меня тошнит, – пожаловалась Джиа.
* * *
Настойчивый стук в дверь прервал чтение, вышвырнул Йена из гондолы в полумрак вагландской кладовой.
Он вздрогнул и растерянно оглянулся. В спирте, как в околоплодных водах, плавал безучастный младенец. Цирковой скарб отбрасывал кривые тени. Мысли Нэя витали на жутком затопленном Пароме.
– Он точно здесь, – раздался снаружи голос Джейкоба. – Прячется, как трусливая овечка.
Йен сжал кулаки. Вместо страха он испытал раздражение. Злость на людей, которые помешали чтению, на подонка Джейкоба, четырнадцатилетнего упыря, ни разу не получившего сдачи. Разве это справедливо?
Книжка некоего Джона Бабса была будто заговоренной. «Кто прочтет меня, перестанет бояться». Или дело совсем в другом? Например, в том, что у любого страха имеется свой предел. И хватит быть трусом. Больше нет Георга Нэя и Литы Вдовы, но есть он, Йен.
Да, на него нападут втроем. Да, скорее всего, изобьют и, наверное, сломают руку. Отберут чудесный фонарик с теслиной. Но разве они победят?
Йен встал и расправил плечи. Взял со сцены шпагу, кивнул рогатому зародышу.
– Одну минутку, – прошептал он, обращаясь к толпящимся на крыльце врагам. – Мне надо дочитать книгу.
Луч фонаря осветил последние строки романа, такого короткого и такого невероятно длинного.
– Меня тошнит, – пожаловалась Джиа.
– Придется потерпеть.
Гондола цвета запекшейся крови, на носу которой стоял высокий темноволосый парень в шляпе с пером, удалялась от Парома Страха.
Дальше. Еще дальше. Превратилась в точку.
Исчезла.