— Ну, ты знаешь, четвероюродная сестрица.
— Не понимаю, — удивился Смоки. — Через брак?
— Что? — Элис раскрыла глаза. — О нет, нет, конечно нет. Ты прав. Нет. — Ее ресницы вновь сомкнулись. — Забудь об этом.
Он рассматривал сверху ее лицо. И думал: стоит погнаться за одним зайцем, как тут же вспугнешь другого, а когда второй скроется с глаз, первого тоже ищи свищи. Забудь об этом. Это можно. Смоки простерся рядом с Элис, оперев голову на руку. Они походили на любовников: голова к голове, он смотрит вниз, она купается в его взгляде. Они рано вступили в брак и теперь были еще молоды. Только их любовь была стара. Смоки услышал мелодию и поднял глаза. На скале, в пределах слышимости, устроилась Тейси и заиграла на блок-флейте. Временами она останавливалась, чтобы вспомнить ноты или смахнуть с лица длинную прядь белокурых волос. У ее ног сидел Тони Бак, восторженным лицом напоминавший прозелита какой-то новой религии; он не слышал голосов Лили и Люси, шептавшихся рядом, не воспринимал никого, кроме Тейси. Стоит ли таким худосочным девицам, как Тейси, да еще с такими длинными ногами, носить коротенькие шорты в обтяжку, подумал Смоки. Голые пальцы ее ног, уже покрывшиеся загаром, отбивали ритм. Зазеленели тростники-и[218]. И все холмы пустились в пляс.
Взгляд беглеца
Док тем временем тоже удалился от своей разглагольствующей супруги, оставив ей в качестве слушателей только Софи (которая спала) и двоюродную бабушку Клауд (которая тоже спала, но Мамди об этом не знала). Док с Обероном последовал за тяжело груженным караваном муравьев, которые несли к себе на холм продовольствие: изрядным новым караваном, возникшим по этому случаю.
— Запасы, припасы, провиант, — переводил Док, со спокойной сосредоточенностью настроивший слух на миниатюрный город. — Смотри себе под ноги, наблюдай за тылом. Дороги, нормативы груза, приказ по цепочке, верхние эшелоны, слухи в руководстве; брось, забудь, мусорная корзинка, свалить ответственность, уйти и не вернуться, поручи это Джорджу; вернуться в строй, старые соляные копи, тяну лямку, внутрь и наружу, потерянный и найденный. Директивы, указания, сигнальная связь, график, сдать под расписку, закончим работу, больные освобождаются. Одно и то же. — Док усмехнулся. — Все одно и то же[219].
Опираясь руками о колени, Оберон наблюдал, как миниатюрные броневички (объединявшие в себе и водителя, и машину, и даже радиоантенну) въезжают в муравейник и выезжают наружу. Он вообразил себе конгресс внутри: бесконечные деловые разговоры в темноте. Тут ему что-то почудилось, словно на границе его зрения росло постепенно темное или светлое пятно, пока не выросло настолько, чтобы стать заметным. Оберон поднял глаза и огляделся.