Вскинув руку, чтобы в случае чего защитить Коула, я сосредоточилась на Пауке. Он наконец-то успокоился, вновь начав регенерировать, и замер напротив меня с тяжело вздымающейся грудной клеткой и четырьмя парами рук. Те из них, на которых виднелись человеческие пальцы и обсидиановые когти, уже тянулись ко мне, пока Паук медленно подползал, окутав своей тьмой весь участок леса.
– Маленькая ведьма, – прошипел он, и я вдруг заметила свое жемчужное колечко, вращающееся на одном из его когтей, поддразнивая. – Шустрая. Как ты нашла нас без него?
– Люди предсказуемы. Даже ты, Анхель Де’Траст.
Паук склонил головы вбок. Лица на них пошли складками и морщинами, рты изогнулись, а змеиные языки заскользили между зубов, облизываясь. Вдруг в его другой руке что-то сверкнуло…
Мой ритуальный атам! Черт!
Шарить руками по собственному поясу, ища его в ножнах, было бессмысленно: наверняка он выскочил, когда Коул упал, потянув меня за пояс. Все, что мне оставалось, – это беспомощно взирать на то, как Паук плавит атам в своих ладонях, извергнув на него кислотную рвоту.
– Я все равно не отпущу тебя, – произнесла я. – Все закончится здесь и сейчас.
– М-м… Это тоже правда, – промурлыкал Паук в ответ, подняв коготь, на основании которого сидело мое жемчужное кольцо. – Кости-кости. Леденцы. Попробуйте убить меня, глупцы!
Паук оказался рядом быстрее, чем я успела моргнуть. Монтаг был моим шеду – пускай и непутевым, но ему не нужны были слова, чтобы чувствовать меня и защищать так, как не мог защитить ни один человек. Поднявшись на задние лапы, он сбросил меня в невысокий сугроб, а сам вцепился в Паука всеми зубами и когтями. Хвост с ядовитым скорпионьим жалом метнулся вперед, тараня диббука снова и снова, но тот словно ничего не чувствовал. Четыре его головы (пятая только начинала прорастать и округляться) тоже принялись вгрызаться во взъерошенную черную шкуру.
Монтаг рычал, но в какой-то момент рык этот оборвался, и вместо него я услышала протяжное мяуканье, преисполненное боли.
– Нет! Не трогай его! – воскликнула я.
Кусочки, оторванные от Монтага, напоминали живые тени: они извивались, но затем исчезали у диббука во рту. Паук пожирал его точно так же, как чудище Дуата, и оттого начинал бурлить изнутри, снова набирая силу.
– Вку-усно! – простонал Паук, обездвижив Монтага в четырех клешнях до хруста его ребер и вывалившегося из пасти языка.
Я почувствовала, что задыхаюсь, но заставила себя вспоминать заклятие Шепота:
–