— Как обнажиться, отец Авраам, — поправил парня пастырь.

— Простите… как обнажиться, отец Авраам?

— Раздеться догола, сбросить с себя всю одежду, — пояснил архиерей, — ибо она грязна и терем господень не примет вас в ней. Когда вы войдете внутрь, вас омоют и дадут новые одеяния.

— Я не буду, — вдруг прошипела Хона, и щеки ее налились багрянцем, — я не буду одеваться, как эти… я свободная, а не…

— Ты смеешь возражать божьей воле! — возвысил голос архиерей. — Ослушание Элохима ведет к позорному падению и бесславной смерти в жизни этой и жизни грядущей!

— Мои боги, Харлей Изначальный, Ямаха Первородная и весь священный табун, ничего такого не говорили!

— Твои боги — языческие идолы, грешница! — архиерей прожег девушку взглядом, полным надменной ненависти. — И гореть тебе в геенне огненной, если ты не признаешь Элохима единственным господом миров, а Авраама Великого пророком его. Именем его народ божий покорил все побережье от мертвого города и до большой реки, именем его народ божий подчинил двенадцать селений и именем его народ божий завоюет весь мир в священной войне! Одумайся, грешница, и прими истинную веру!

Хона не успела возразить, поскольку Юл поспешно прикрыл ей рот ладонью и заговорил:

— Отец Авраам, позвольте мне объяснить! Разве не грех женщине выставлять свой срам перед посторонними? Хона, то есть Ревека именно этого и не желает, ведь быть обнаженной у всех на виду это святотатство перед… перед Элохимом. Ведь так?

Вопрос парня архиерей оставил без ответа. Лицо пастыря казалось высеченным из камня.

— Я наставлю ее на путь. Позвольте, отец Авраам, поговорить с ней, — Юл изобразил смирение, как он это делал у себя дома в разговорах со старостой Имэном. — Я все ей объясню. Пожалуйста, отец Авраам, позвольте. Мы грешны, но все же мы хотим познать истину, очистится от грехов.

Прошли тяжелые, полные незримого напряжения секунды, прежде чем архиерей вымолвил:

— Жена да убоится мужа своего! Образумь ее! Я даю тебе шанс, даю вам шанс, как всевышний Элохим в милосердии своем дал отсрочку людям в первый судный день!

Юл отвел Хону на десяток шагов от сопровождающих, и, оставаясь беззащитным перед жадными взглядами аврамитов, тихо произнес:

— Хона нам нужно…

— Свободные байкерши в платьях не ходят, — прошипела девушка, — только рабыни и телки из кеглей, я не надену их барахло, пусть меня лучше убьют!

Ситуация становилась критической, Авраам Шестой внимательно следил за парнем и девушкой, и каждое новое препирательство, безусловно, играло не в пользу новоявленных детей господних.