— К морю, — шепнул Юл.

Парень и девушка, выставив перед собой оружие, синхронно попятились. Шаг за шагом они отходили к воде, но серо-рыжие в черных пятнах звери, пожирая путников жадными взглядами, двигались намного быстрей. Накатывающий беспредельный ужас перед смертоносными, не знающими пощады когтями и зубами капланов, нашептывал броситься наутек, помчаться без оглядки. Однако и Юл и Хона прекрасно осознавали, что в этом случае исчезнет даже призрачный шанс на спасение, ибо коварные кошки тут же сорвутся на бег и настигнут людей в три прыжка. И потому, обливаясь потом, напряженно дыша, байкерша и младший правнук плечо к плечу, терпеливо, без суеты, постепенно ускоряясь, отступали. Вот уже первая волна омыла ноги, и ступни начали увязать в иле, но разве это выход из положения? Море здесь было неглубоко, и вода не могла стать избавлением от свирепых животных. И все же парень и девушка не теряли надежду. Не получится скрыться, значит, придется сражаться.

Капланы, смочив лапы в набегающей волне, оказались на расстоянии половины прыжка от своих жертв. Хона, встретившись взглядом с самкой, обнажила зубы и зарычала, надеясь таким образом напугать кошку. Звери и не думали останавливаться. Сделав пару шагов, они подобрались, приготовившись к атаке.

И тут прозвучал громкий, требующий безусловного повиновения голос:

— Львы господни! Стойте, где стоите!

Капланы замерли. К путникам приближался рослый стареющий мужчина с изрядно поседевшей густой бородой, которая доставала ему до груди. Одет он был в черную груботканую рубаху, подпоясанную толстой ворсистой веревкой и широкие льняные штаны. В правой руке мужчина держал внушительный посох. За ним шествовали с десяток человек, облаченных в кольчуги до колен и вооруженных длинными копьями с вытянутыми стальными наконечниками. На головах их красовались конические шлемы.

— Львы господни, к пастырю!

Капланы, недовольно зарычав, нехотя засеменили к хозяину, и, подмяв траву, легли у его ног.

— Три дня и три ночи я молил всевышнего о ниспослании знака, и вот он даровал нам агнцев божьих. Мы принимаем дар Элохима с благоговением и покорностью, — громогласно и пафосно провозгласил мужчина. Взгляд его был суров и непреклонен. И это сразу же не понравилось Юлу.

— Отныне вы дети нашей уммы!

— Мы не… — начала Хона, но осеклась.

Предводитель копьеносцев не спрашивал, не предлагал и не предполагал, он безапелляционно утверждал.

— Молчи, — прошептал Юл, косясь на байкершу, — я сам.

Младший правнук, ощутив незримую опасность, исходящую от странного мужчины, лихорадочно соображал, что следует сказать.