или
"Слушай, чувак, ты почему такой молчаливый? Брезгуешь базарить с нами? А как насчет в табло с ноги?"
или
"У тебя случайно не йенг в глотке? Че молчишь-то?"
или
"Может, ты просто стесняешься? Может, ты не чувак. Может, ты чувиха? За щеку брать любишь? Отвечай, ты! А то мы щас с тебя штаны сдернем, посмотрим, есть у тебя йенг или нету".
Юл решил хранить стоическое молчание. Пусть эти исчадия Внешней Тьмы делают, что хотят, он не проронит ни слова. Тем более сленг кочевников был далеко не всегда понятен. Скучающие байкеры насмехались над парнем, оскорбляли его, грозили засунуть ему копье в задницу, сначала тупым концом, а потом острым, пару раз даже пнули, но, в конце концов, им надоело издеваться над безмолвной жертвой, и они отстали, продолжили прохаживаться вдоль улицы.
У Юла мелькнула мысль о побеге, он напряг мышцы и понял, что это нереально. Можно было бы попробовать перерезать веревки, но гладиус и лопату, впрочем, как и вещмешок у парня отобрали. Можно было попробовать перетереть веревки о столб или как-нибудь потихоньку развязаться, но мерзавцы Иж и Крайд сразу заметят подозрительные движения… Придется ждать рассвет. А что будет утром — еще неизвестно.
С такими неутешительными мыслями Юл задремал. Ему привиделся дед Олег. Он был одет в черное рубище, и белоснежная борода расплескалась на его груди. Младший правнук оставался связанным, а старик сел рядом с ним и тихо произнес:
— Эх, Юл, попал ты в передрягу.
— Вас могут схватить, — испуганно прошептал парень, косясь на двух дозорных, как раз проходивших мимо столба.
— Нет, — ободряюще сказал дед, — не схватят. Во-первых, я умер, а, во-вторых, я тебе снюсь.
— Я виноват перед Вами, — прошептал Юл, — я обманул старосту, что Вы явились ко мне от лица всех предков. Мне теперь очень стыдно…
— Не кори себя, мальчик, — старик потрепал парня за щеку, — потому что, ты сделал все правильно. Вот только ты услышал не зов предков, а зов потомков.
— Как это? — удивился Юл.
— Десять тысяч книг, — старик поднял палец, — десять тысяч книг из пластика — это великая кладезь знаний, которая нужна не предкам, но потомкам. И все это может быть уничтожено! Глупо служить тем, кто умер, не лучше ли созидать на благо еще не родившихся. В Забытой деревне семь из десяти детей не доживает до брачного возраста. Что говорят селяне? На все воля предков… — старик засмеялся, — воля тех, кто давно уже сгнил… как же это глупо…
— Но ведь староста говорил, что болезнь безумия поразила человечество из-за непочтения к предкам, — сказал Юл, а, может, и не сказал, а просто подумал.