Светлый фон

Он замолчал, и Мира тоже ничего не говорила, не зная, как реагировать. С вояками такое тоже бывает после сражения. Перегорают люди. Но там она рецепт прекрасно знала. Напоить, отвести в бордель. Обычно помогает. Предлагать отцу подобное несколько неуместно. Или…

– Что ты об этом думаешь? – прежде чем открыла рот, выдернул тот самый меч из песка и протянул, как положено, не острием вперед.

Расширяющийся к острию клинок, слегка изогнутый вниз и вперед, с внутренней заточкой лезвия. Железо паршивое, рукоять, похоже, меняли или чинили. За ним явно ухаживали, но не пользовались.

– Старинная дрянь, – сказала, не поняв, к чему вопрос, но чисто профессионально оценивая. – Металл плохой, непонятно, как сохранился. И рубиться таким – нужно специально учиться. Я б не взяла.

– Это, – объяснил с расстановкой отец, – подлинный меч Александра Македонского из сундука последнего фараона. Наряду с короной и кое-чем важным хранился. Да-да, сразу взгляд меняется, когда узнаешь, чья вещь. И невольно вспоминается: «Кто им владеет, тот будет хозяином мира».

– Может, это и его меч, – пробормотала Мира, изучая простую рукоять с костяными накладками, – только как-то Гаю не помог.

– Совершенно верно. Но предложи кому, любые деньги заплатят. Не за волшебство, которым не обладает. За право иметь и хвастаться. Люди мечтают владеть принадлежащим самым известным из них. Не использовать. Держать в сокровищнице и показывать гостям. А мне он не сдался. И все равно выкинуть в канал, как собирался, жалко. Хочешь – возьми.

– Ты поэтому сжег практически все вещи Марии? – спросила, неожиданно натолкнувшись на мысль.

– Мне было неприятно представить, – ничуть не удивившись, ответил отец сразу, – как через столетия станут продавать сопливый платок или сандалий со следами крови, потому что натерла ногу. Еще и целовать станут некогда грязные подошвы. Пусть помнят ее деяния, а не продают сомнительные куски. Я поэтому и тело залить бетоном приказал. Еще не хватает, чтоб как Иоанна Крестителя или Будду разобрали на части. Зубов и пальцев обоих, хранимых и почитаемых, явно значительно больше, чем положено человеку. А Павел имеет две головы. Одна в Антиохии, вторая в Византии. И оба черепа истинные. У него и ног с руками, некогда отсеченных, как у сороконожки. И все настоящие, если спросить последователей в тех городах. Реликвии. Ну да бог с ними, неправильно верующими. Ты мне скажи, кто в лавке остался?

– Где?

– Анекдот такой есть. «Помирает старый купец. Лежит на ложе без сил и лишь еле дышит. Вокруг толпятся родные. Еле слышно говорит: